Епистинья Степанова

Но не дрогнули в тревоге казачьи сердца, не насторожились казаки. А если кто и насторожился — что мог поделать? Далеко по огромной степи разбрелись казачьи курени. Как собрать казаков на Раду? Как их встревожить? Да и кто бы стал слушать такого смутьяна, который выступил бы против Харько-атамана, Головатого и Котляревского, «отцов родных», ловко добывших для них богатые земли.

В среде вольных запорожцев стало ускоренно происходить расслоение. Казаки бросились «догонять» весь русский народ.

Когда двинулись славяне от Днепра по равнине, жило еще вече, общие народные собрания. Князья с дружинами, призванные для вооруженной защиты от врагов и административного управления, постоянно переизбирались, что, конечно же, их не устраивало. Они постепенно врастали в управляемые области, земли становились их княжествами, вотчинами, общие народные собрания усилиями князя и его дружины упразднялись. Этому помогло опустошительное татаро-монгольское нашествие: тогда было уже не до народных собраний. Когда московские князья стали собирать разрозненные княжества воедино, о народных собраниях не было и речи. Московские князья все тверже называли себя самодержцами. Созывались иногда и соборы для обсуждения общенародных дел, в них представлены были все слои, кроме основного — народа, крестьян. Да и такие соборы самодержцы упразднили. Иван Грозный, Петр Великий, Екатерина Вторая укрепили самодержавие, абсолютную монархию. Были созданы профессиональная армия, полиция, чиновничество.

Но самодержцы не могли править без поддержки своей «старшины», круга бояр, дворян, потомственных князей, служилых людей. И Грозный, и Петр, и Екатерина, как самодержцы, пытались было выйти из-под опеки и контроля хваткой «старшины», но и при их огромной власти это оказалось невозможно, опасно для них.

Правящим сословием, опорой и контролером самодержцев стало дворянство, за ним закреплена была земля, а в качестве работников закреплены крестьяне, закрепощены. Внимательно, ревниво смотрело дворянство, чтоб только оно получало высшее образование, чтоб только из его сословия были офицеры в армии и высшие чиновники на государственной службе, чтоб не проникали в их круг из других сословий, чтоб не пытался кто-то изменить такое положение. Оттого в России постоянно гибли реформы и реформаторы. Дворянство осуждало тех, кто создавал школы для крестьян, отпускал своих крепостных на волю.

Крестьяне хоть и не сразу и не очень четко, а разглядели сложившуюся систему общественного и государственного устройства и наполнились к дворянскому сословию, без особого разбора, недоверием и ненавистью, считая, что дворяне сбивают с толку добрых, доверчивых царей. Об этот жар недоверия и ненависти обжигались многие господа, даже те, кто много и честно трудился для народа.

Медленно шли эти процессы, веками; принимались указы одного царя, другого, третьего. Словно крепчающий мороз государственное устроение укрепляло государство, но сковывало и сковывало реку народной жизни. Однако никакой мороз не может проморозить реку до дна, и крепостное право было в России далеко не всюду. Не было его на европейском русском Севере, не было в Сибири, свои порядки были во всех казачьих областях, на монастырских и церковных землях.

Простодушен наш народ, не силен в политике, всякий раз доверчиво надеется на доброго царя, на совестливых начальников, на «зерно» общего братства, к тому же широко разошлись крестьяне по просторам Европы и Азии. А тут еще иго кочевников, дани, набеги, разорения, угрозы с запада, с востока, угрозы с юга, и нужны строгие порядки, крепкое государство, чтобы вообще выжить, чтоб удержать землю. Разве крестьяне когда-нибудь не понимали этого, не шли защищать Отечество? Отстаивая свои земли, спасая саму себя, Россия две трети своей жизни провоевала. Из крестьян в основном и состояла армия. Русский солдат, отважный, выносливый, смышленый, — это вчерашний крестьянин, мужик. Единение всех сословий, братство наступало, когда грозила беда всему Отечеству. Храбро дрались с врагом и дворяне, и их крепостные крестьяне. А прогоняли врага — и опять на мужика надевалось ярмо. В заботах об Отечестве, обо всех и упустил народ свою власть, свое вече, упустил волю и землю. Некому было вовремя объединить народ, все объяснить, не дать обмануть себя. Осколками прежней воли смотрелись самоуправляемые общины в русских деревнях, да и их дворянство ухитрилось использовать против самих же крестьян.

Но в глубине народа жарко тлела, никогда не умирала древняя мечта. Оттого легко вспыхивали огромные восстания: Разина, Булавина, Пугачева и множество мелких. Восстания грубо, прямо, жестоко говорили правящему сословию: такое устройство жизни несправедливо, неестественно для нашего народа.