Епистинья Степанова

Тане Илюша писал много. Пачку Илюшиных писем Таня хранила после войны до тех пор, пока не появилась возможность создать семью. Чтобы не раздражать мужа напоминанием о прежнем, Таня Илюшины письма сожгла; казалось, все прежнее ушло навсегда. А сегодня, когда муж умер, когда подошли годы, позволяющие мудро и спокойно оглядеть всю свою жизнь, те два месяца, что Илюша прожил на хуторе, залечивая свои раны, видятся самыми счастливыми и согревают жизнь: дорога на танцы в Тимашевку, вальсы, луна, скамейки у дороги, сверчки, голоса в лунном сумраке…

Что было в тех письмах Илюши к Тане? Разве вспомнишь сейчас точные слова?! «Скучаю… Разобьем фашистов… Если меня не будет, вспоминай обо мне… Пиши побольше обо всем…»

Таня написала ему, что ждет от него ребенка. Илюша обрадовался, но написал и о том, что, может, пока ребенок не нужен, ведь идет война, и неизвестно, вернется ли он живым, а Илюша знал, как непросто будет выйти замуж с ребенком.

Илюша, по дошедшим воспоминаниям, и домой писал матери: «Я, кажется, сделал Тане казака. Может быть, ей как-нибудь избавиться, ведь время тяжелое. А уж после войны…»

Избавиться от ребенка Таня не захотела, и в июне 1942 года, за два месяца до прихода немцев, Таня родила дочку. Война, подходят немцы, растет тревога, а тут — ребенок… Епистинья этой неожиданной внучке была очень рада, посетовала лишь, даже расстроилась: «Да что же это — назвали Светой, у Балгаловых так корову звали…» Чтоб угодить бабушке, не расстраивать ее, девочку стали звать Лидой. Так и росла вплоть до школы с двумя именами; когда пошла в школу, стала уже Светой, как и записано в свидетельстве о рождении.

Валентина Михайловна сохранила побольше писем Илюши и Саши, которые из всех братьев писали ей в Алма-Ату. Она оставалась для них старшей сестрой, с ней можно было пооткровенничать. К тому же в начале августа 1942 года немцы заняли хутор Первое мая и по февраль 1943 года, когда их прогнали, всякая связь с домом оборвалась.

Открытка Ильи сестре. На почтовом штемпеле — 10 июля 1942 года.

«Здравствуйте, Валя, Ваня.

Валюша, письмо я твое получил и был им очень доволен. Я рад за нашего Шурика, он молодец. Он у нас оторви да брось (сорвиголова) (отчаюга). Живу я хорошо, с Зоей думаю покончить. Любовь моя к ней испарилась и прошла как дым, как утренний туман. Из дому и от Шуры писем не получаю. Напиши мне его адрес. Взяла ли ты к себе маму или нет? Целую. Илья».

В сохранившихся письмах много сетований, жалоб, даже обид от Илюши, что Саша ему не пишет, и от Саши, что Илюша не отвечает на его письма. Связь с домом и с Валентиной помогала им хоть с большим опозданием узнавать друг о друге, о судьбе братьев.

Саша написал сестре, а она Илюше, что он теперь лейтенант, командир взвода минометчиков, и, конечно, у Илюши это вызвало такой восторг: их младший брат, Мизинчик, уже офицер, участвует в боях.

Зоя, о которой пишет Илюша, — медсестра в госпитале. Девушки-медсестры в госпиталях всю душу вкладывали в заботу о раненых: обнадеживали, утешали, успокаивали, подбадривали, говорили им добрые, ласковые слова, придававшие сил и желания жить, и кто из раненых не тянулся к ним всей душой, не влюблялся в них! Не избежал этого и Илюша. Но все же это — «сон и утренний туман», Илюша это понял.

Вот его письмо, посланное сразу вслед за открыткой: