Епископ ада и другие истории

— Где ее комната?

— Вот она, сэр Николас.

Молодой человек ударил рукояткой шпаги в тяжелую дубовую дверь.

— Мадам, мадам Кредитон, что с вами?

Из-за двери донесся стон.

— Открой, я слышу, как кричит женщина… Выходи…

Из-за двери снова раздался стон, от которого кровь стыла в венах.

— Черт бы тебя побрал! — с яростью воскликнул сэр Николас. — Выходи, Нэд Кредитон, или я прикажу взломать дверь и собственноручно прикончу тебя.

В ответ раздался взрыв безумного смеха.

— Кто-то из них сошел с ума! — пробормотал Мэтьюз, пятясь от двери.

Внизу, за входными дверями, послышался шум.

Зазвонил дверной колокольчик, раздались голоса снаружи; Мэтьюз спустился и открыл дверь, и сэр Николас, посмотрев вниз, увидел в лунном свете грязную телегу, покрытую пеной лошадь и кое-кого из пришедших проститься с Робертом Хорном в дом Гуди Бойл.

— Мы привезли сквайра Кредитона, — сказал один из них; остальные сняли с телеги тело и понесли его, освещенные тусклым светом луны.

Сэр Николас спустился вниз, потому что старик Мэтьюз только и мог, что читать молитву.

— Это Эдвард Кредитон, — повторил бродяга, входя в дом. — Он был одет во все свое, кроме плаща и шляпы, лежавших под кроватью; часы и цепочка, печать и бумаги в его карманах, — так что никакой ошибки быть не может.

Они положили тело на стол, за которым он так часто сидел, ел, пил и ругался; сэр Николас пристально смотрел на него, держа в руках фонарь.

Это был Эдвард Кредитон, в этом действительно не могло быть никаких сомнений, хотя его лицо было искажено мукой внезапной страшной смерти.

— Мы так и не нашли Роберта Хорна, — пробормотал один из бродяг, подходя ближе к камину и протягивая к огню окоченевшие руки.

Мэтьюз упал на колени, но не смог произнести ни слова.

— Но кто же, в таком случае, там, наверху? — грозно спросил сэр Николас. — Кто там, с этой несчастной женщиной?

И он уставился на тело ее мужа.

Мэтьюз, любивший свою госпожу, словно своего маленького ребенка, начал стонать и что-то бормотать.

— Разве он не предупреждал, что она станет его? И разве этот негодяй не сам поменялся с ним местами? О Господи, разве он не пришел исполнить данное им обещание…

— Но Роберт Хорн мертв. Я сам видел его тело, — сказал сэр Николас и поставил фонарь, поскольку его рука дрожала так, что пламя колебалось от порывов ветра.

— Ах! — воскликнул старый Мэтьюз, вставая на четвереньки, в одной рубашке, — но разве дьявол не мог одолжить ему чужое тело, чтобы он мог исполнить данное им обещание?

Присутствовавшие в комнате взглянули на обезумевшего старика; затем сэр Николас, а за ним — принесшие тело Роберта Кредитона, взбежали по лестнице, и Ник принялся колотить рукоятью шпаги в дверь, пинать ее ногами и выкрикивать проклятия.

Бродяги столпились на лестнице, переговариваясь, а в гостиной, подвывая, скорчился у камина старый Мэтьюз.

Дверь спальни распахнулась, из нее вышел Роберт Хорн; он остановился и улыбнулся; молодой человек отшатнулся, шпага со звоном выпала из его руки.

Роберт Хорн был бледен смертельной бледностью, с обнаженной грудью, блестевшей ужасной росой, в рваном саване, завязанном под горлом; на его впалом восковом лице проступали пятна темной крови; он начал спускаться по лестнице, и бродяги отворачивались, когда он проходил мимо них.

Сэр Николас, спотыкаясь, вошел в спальню. Мертвая Энн Кредитон лежала на кровати, в лунном свете, с букетом сорняков на обнаженной груди, с открытым ртом и руками, вцепившимися в занавеси.

Бродяги поспешили обратно и нашли тело Роберта Хорна там, откуда оно исчезло — в зарослях болиголова; они похоронили его в неосвященной земле, но с тем уважением, каковое полагалось человеку, которому дьявол позволил исполнить его самое заветное желание.

МЕСТЬ ЭНН ЛИТ The Avenging of Ann Leete (1923)

Это странная история, дающая некоторое понятие о сильных человеческих страстях, ставших ее причиной, а также иных мотивов и поступков, казалось бы, вовсе не человеческих.

Она видится смутно, фрагментами, беспорядочными обрывками; один рассказывает историю, другой удивленно восклицает, третий уточняет, четвертый смутно припоминает обстоятельства, имя на табличке в заброшенной церкви служит подтверждением, — из всего этого и состоит наш рассказ. И когда он рассказан до конца, невольно соглашаешься с тем, что история и в самом деле — странная.

Она случилась семьдесят с лишним лет назад, так что из нынешнего, 1845 года, вы переноситесь почти в середину века прошлого, когда условия жизни значительно отличались от теперешних.

Действие происходит в Глазго, и мы начинаем с трех отправных точек, путями, которые приведут нас к самой сердцевине нашей истории.

Первая — это портрет женщины, висящий в гостиной респектабельного банкира. Он считает, что портрет этот имеет отношение к его жене, умершей много лет назад, но точно не знает. Некоторое время назад картину нашли в кладовой, и он повесил ее, чтобы уберечь от порчи, поскольку холст сильно потерся, а краски выцвели.