Эпилог (версия)

«Что она себе позволяет?!» – вскипел мастер, но настаивать на продолжении не стал. Не зная, что делать со своим стоящим желанием, он на цыпочках подкрался к двери в комнату дочери и открыл ее. Его бывшая любовь не спала, видимо, слышала его перемещения, – она смотрела на него, натянув одеяло на подбородок, словно защищалась – не то от него, не от самой себя, не то от того, что еще оставалось между ними. Он понял это и с чувством хозяина положения одним рывком сдернул с нее одеяло. Она была голой. Он лег на нее – она не сопротивлялась Она со знакомым вздохом открылась ему, и он вошел сразу, глубоко, как бы правый и в то же время изумленный, что все так просто, что все ему дозволено, и довольно быстро разрядился тем, что осталось после ночи, – она же, чувствуя, что отстает, вцепилась в его плечи ногтями, догоняя его встречными биениями бедер и, молча содрогнувшись, кончила следом, будто зная, что это последние секунды их чувств, однажды пересекшихся в этом мире. И тут мастер почувствовал, что совершил ужасную ошибку. Нет, он не мог этого хотеть – его просто околдовали. Он тут же встал, глядя в сторону, сказал «прости» и вышел.

Она ему не ответила.
«Ну и хорошо, – думал он, возвращаясь к подруге, – ну и ладно». Но ничего ладного не было – в средостении пульсировал какой-то ком: то ли боли, то ли пустоты, то ли нестерпимого стыда – поди разбери.
Когда он снова проснулся, было уже светло. Часы показывали одиннадцать утра. Подружка тихо посапывала рядом. Дивный изгиб бедра, точеное плечо, длинные руки и ноги, большие, почти избыточные груди при тонком стане. Всему этому не хватало только истории, летописи чувств и пережитых страданий, да, страданий и мук, чтобы он это любил, чтобы он этим дорожил, чтобы он боялся это потерять. Да, она была при нем, возбуждала его, давала ему чувство комфорта и мужской уверенности, но это не было его смыслом и выбором, это не было его жизнью, а лишь приложением.
Осторожно, чтобы не разбудить подружку, он встал и, понурившись, снова пошел к своей бывшей любови. Он считал, что должен ей что-то сказать, что им надо хорошо поговорить и, может быть, тогда… Но ее не было. Он не нашел ее ни ванной, ни на кухне. Она ушла. Без следа, без записки.
Оставалось что-то сделать с портретом. Друзья реставраторы помогли вернуть лицо на прежнее место, шов был почти незаметен. Картина была продана в Риме какому-то любителю за две тысячи долларов. На них, добавив свои сбережения, художник купил подержанный «пассат».
Август, 2002