Вернувшись как-то с работы, Мэл заикнулся о съезде компании, запланированном на ближайшие выходные. Мол, организовав слет сотрудников в неформальных условиях, то бишь в обстановке загородного дома отдыха, руководство компании рассчитывало выделить перспективных работников с возможностью дальнейшего роста по служебной лестнице. Но, увы, приглашение получили лишь женатые сотрудники, а шанс Мэла пролетел мимо как фанерка. Мэл высказался об упущенных возможностях с таким сожалением и расстройством, что я почувствовала себя виноватой. И обиженной. Он рассматривал женитьбу в качестве условия, необходимого для успешного карьерного продвижения, а не как… что? Для чего люди женятся? Чтобы соблюсти приличия, принятые в обществе? Чтобы со скандалом делить имущество при разводе? Кольцо на пальце — не панацея от семейных неурядиц. Крепость отношений не зависит от свидетельства о браке. И вообще, в свете поездки на побережье хомутание брачными узами выглядело с моей стороны как жалкая попытка удержать Мэла. Будет странно, если мы поженимся, и он останется на Большой земле.
Примерно так я и высказалась.
— Папена, ты не хочешь замуж вообще или не хочешь конкретно за меня? — прищурился Мэл.
Папена… Значит, разозлился.
Если поразмыслить, статус его девушки мне нравится. В физике есть понятие степеней свободы. Совместное проживание с Мэлом ограничило их число, но не лишило душевного комфорта. Мэл стал неотъемлемой частью моей жизни. Я считаюсь с его мнением и уважаю принятые им решения, но могу высказывать свою точку зрения, могу спорить и поступать наперекор. А замужество сведет все степени свободы к нулю и повесит на шею долг, ответственность и обязанности члена большой семьи, в которую заманивает Мэл. А еще необходимость подчиняться правилам, установленным в клане, — чужом монастыре с пугающим меня уставом. Или всё дело в том, что Мэл носит фамилию Мелёшиных? А может, причина в том, что я не оправдаю ожиданий, и наш ребенок унаследует мою слепоту?
— Гош, давай обсудим, когда вернусь с побережья.
— К тому времени я могу передумать, — обронил он небрежно.
Да пожалуйста! — вспыхнула я как спичка. Больно надо! Не очень-то и хотелось.
— Прекрасно. Если приспичило, встань завтра под люстрой в холле и крикни: "Требуется жена для карьерного роста!" А меня не трогай.
В общем, я обиделась на Мэла, хотя в чем-то он оказался прав. Давно следовало обсудить наше общее будущее и расставить приоритеты. После откровений Константина Дмитриевича поездка на побережье обрела реальные очертания, став для меня не просто целью, а идеей фикс. Путеводной звездой.
Я дулась, а на Мэла напало раздражительное настроение. Надев наушники, он посвятил вечер курсовой работе по символистике, расслабляясь под тяжелый рок.
Смешно вести себя по-детски. Нужно помириться и прогнать недопонимание. Не люблю, когда наши ссоры затягиваются. Начинает ныть сердце, и всё валится из рук. Подойду и обниму его. Приложусь щекой к макушке.
— Гош, я получу аттестат и съезжу к маме. Вернусь, и тогда решим, что делать дальше.
Он снял наушники:
— Уедешь, а мне предлагаешь ждать на Большой земле? Сколько? Год или два?
— Не знаю… — растерялась я. — Меньше! Месяца вполне достаточно. Погощу на побережье и приеду обратно.
Балда я была. Мне казалось, большие расстояния — плевое дело. День — туда, день — обратно, и куча времени рядом с мамой. Нужно столько ей рассказать!
— Хорошо, — объявил Мэл. — Поедем вместе. Заодно познакомлюсь с тёщей.
С какой тещей? С мамой, что ли? Он поедет вместе со мной?! На край света?!
Подобного поворота событий я не ожидала. Не предусмотрела. Наверное, у меня был достаточно остолбеневший вид, потому что Мэл спросил:
— Дело не в побережье, ведь так, Эва? Почему ты упорно отказываешься признать, что наши отношения рано или поздно завершатся браком? Чего боишься?
— Ничего, — буркнула я, отворачиваясь.
Мэл нагнал меня на кухне и припер к холодильнику.
— Говори, — потребовал и не отпустил, пока я, смущаясь и отводя взгляд, не промямлила что-то о плохой наследственности, которая ждет моего ребенка. О том, что малыш никогда не увидит чертовы волны. И о том, что у меня, возможно, не будет детей из-за проклятья, растворенного в крови. То, что дед Мэла назвал даром небес, я посчитала наказанием. Тяжким бременем, возложенным на слабых и немощных людишек. Разве способен примитивный человеческий разум уяснить величие свалившейся благодати? Разве может он постигнуть суть божественного замысла? Как жить, зная, что я — урод? Зачем самый старший Мелёшин сказал мне, зачем?
— Без истерики, — сказал Мэл, обхватив мое лицо ладонями, и велел: — Смотри на меня. Успокойся. Дыши… Не подозревал, что ты перевернешь рассказ деда с ног на голову. Поэтому всю неделю ходила сама не своя, да? Запомни, Эва, ты — редкий цветок, который распускается раз в сотню лет. А за редкостями охотятся и убивают конкурентов… Насчет детей не переживай. Ты меня знаешь, я отступать не привык и всегда добиваюсь своего.
— Маме не повезло, ее дочь родилась слепой. И мне не повезет, — упорствовала я.