Эпилог (СИ)

И хотя мне помог опыт прошлых переездов, когда всё лишнее беспощадно выбрасывалось на помойку, на этот раз я попросила Егора отвезти ненужности в комиссионную лавку в районе по соседству. И договорилась с продавцом, что сданные нами вещи будут отдаваться бесплатно, в нагрузку к приобретаемым товарам. Когда "Турба" отъехала от комиссионной лавки, на витрине красовалось объявление: "Грандиозная акция!"

И все же кое с чем я так и не смогла расстаться. Например, с плафончиком. За время своего существования он порядком запылился и замаслился, но у меня не поднялась рука, чтобы смять и выбросить бумажный шедевр. Когда-нибудь, но не сейчас. И карандашный набросок, и серебристый блинчик, и мятая фотография Егора из журнала, и снимки из Моццо, и сувенирчики, и вырезки из газет с нашими лицами… Это кусочки моей памяти, моего прошлого, и они дороги мне.

— Эвка, ты плачешь? — удивился муж, вычищавший свою тумбочку. — О, знакомая штучка, — схватил слипшийся блинчик.

— Отдай. Верни сейчас же!

— Эвочка, ну ты что? Я же пошутил. Не плачь. Хочешь, расскажу секрет? — Он усадил к себе на колени.

— Какой? — хлюпнула я носом.

— Такой. Когда я увидел тебя на лекции у Лютика… зимой… полтора года назад…. То сразу решил: эта девчонка станет моей. По-любому. И вот он, результат, — поцеловал Егор мокрую ладошку.

— Зубы заговариваешь?

— Нет. Предупреждаю. Если я что-то задумал, так оно и будет. А знаешь, что я сейчас задумал?

— Что? — шмыгнула я.

— Вот что, — ухмыльнулся Егор и начал нашептывать на ухо, отчего мои щеки разгорались ярче и ярче. А потом я и вовсе забыла о причине слез.

Наконец, дождливым июльским днем муж вручил коменданту ключи от пустой квартирки. В последний раз я обошла комнаты, ставшие мне родными. Сколько их было в моей жизни, и сколько еще будет… Но эта квартирка — особенная. Здесь мы жили с Мэлом. С Егором, моим мужем. Жили по-разному: хорошо и не очень, в согласии и с недопониманием. Но самое главное — с любовью.

Ностальгия захватила и Егора. Он обнял меня, и мы вместе закрыли окно, повернув задвижку.

— Ну что, поехали?

— Поехали, — взяла я его за руку, и мы вышли, закрыв за собой дверь с табличкой "аз есмь". Кот, дожидавшийся у выхода, потрусил рядом. Эта эпоха закончилась, началось другое время.

Мероприятие с вручением аттестатов прошло мимо нас. Мы укладывали пожитки в коробки, освобождая квартирку, в то время как остальные выпускники обмывали долгожданные корочки на торжественном вечере.

Аттестаты нам выдали на другой день, скомканно, в кабинете Стопятнадцатого. Декан обнял меня и пожал руку по-мужски, как и Егору. Судя по озабоченности, Генрих Генрихович догадывался о переменах, затеваемых в столице. Или ему рассказал Альрик, что вероятнее.

— Ну-с, друзья, в добрый путь, в свободное плаванье. Я мог бы произнести напутственную речь, но вы уснете, не дождавшись её завершения. Знайте, Эва Карловна, я необычайно рад знакомству с вами. Если надумаете пойти по линии науки, в любое время ждем в нашем институте. Будет трудно, не сдавайся, человеком оставайся! — продекламировал декан на прощание. — И не забудьте погасить аттестаты.

Мы не забыли. Всунули бумажки в приемную щель автомата, заменившего Монтеморта. Тот погудел, помигал лампочкам и, подумав, выплюнул листочки обратно. Ровные дырочки сообщили: "Обучение завершено". Обычная мера предосторожности во избежание подделок. С этого момента мы не студенты, а гости столичного института.

— Ну, вот и все, — сказал Егор, выйдя на крыльцо и расправив плечи аки богатырь. — Что чувствуешь?

— Не знаю. Наверное, с моих плеч должен свалиться груз.

— И как? Свалился?

Не пойму. Получение аттестата о специальном висорическом являлось моей наипервейшей целью. Ориентиром. Маяком. Я грезила о нем ночами и плакала от безысходности или колотила подушку в ярости. Тогда, четыре года назад, путь казался крутым и непреодолимым. Отвесной скалой без средств страховки. Но я смогла. Добралась. Доползла до вершины и воткнула свой флаг.

Константин Дмитриевич отнесся спокойно к коробкам, составленным высоким штабелем в холле. Но когда он сообщил, что для нас, как для семейной пары, подготовлены просторные апартаменты, Егор встал в позу, мол, рановато нам отхватывать половину этажа. И мы заселились в его комнату.

И вовсе тут не тесно. Танцы, что ли, устраивать? Вид из окна выходит на лужайку перед домом. Правда, кровать широка, и я с сожалением вспомнила о панцирной полуторке, оставшейся в общежитии. Успев привыкнуть к тесноте, я жалась ночами к Егору, и он не отодвигался, а наоборот, обнимал и притягивал к себе.

Из моей бывшей комнаты перетащили трельяж — необходимый элемент мебели для любой дамы, которая следит за внешностью. На следующее утро Егор сказал, выйдя из ванной и крутя на пальце трусики, снятые с сушилки:

— Ну вот, теперь заметно, что в холостяцкой берлоге поселилась женщина. Мои вещи, жалобно пискнув, утонули под горой флакончиков, тюбиков, расчесок и… всяких кружавчиков.

— А ну отдай!

— А ты отбери, — предложил он и увернулся, запрыгнув на кровать.