- Твой молодой человек не против, что ты приходишь к нам в гости?
- Совсем нет, - заверила я горячо. - Он уважает мои решения.
- Выглядит серьезным и ответственным, - заметила собеседница.
- Егор много работает и успевает учиться. Он очень умный, - похвалила я своего мужчину и поинтересовалась: - А как поживает Тёма? Что-то его не видно.
- Он уехал из столицы еще зимой, - пояснила Марта. - Пытает счастья в другом месте.
- Жаль. Хотя, наоборот, хорошо. Я боялась, что Тёма обязательно влипнет в историю.
- Спасибо тебе за беспокойство, - улыбнулась она. - Тёма не пропадет. Выкрутится.
- Мне понравилось, как он пел в клубе. У него красивый голос. Тёма мог бы выступать с концертами.
- На пении много не заработаешь. Поможешь с блинчиками?
Всенепременно. Вот научусь печь и побалую Мэла кулинарными изысками.
Кстати, будущий дегустатор приехал в мастерскую в отвратительном настроении, хотя вежливо отказался от чая с выпечкой: мол, с радостью бы, но уже поздно. Марта не заметила, а я мгновенно почувствовала раздражение Мэла.
По возвращению в общежитие он весь вечер ворчал и исходил недовольством. Вытурил на улицу Кота, мешавшегося под ногами. Издергался из-за неудачных заклинаний из группы oculi umbru*, срывавшихся с рук одно за другим. Завтрашний зачет по нематериалке плакал горючими слезами. Мэлу всё было не так и не эдак - не ровно, не быстро, не гладко, не мягко. И злился он, похоже, на меня.
- За что? - спросила я напрямик.
Мэл поджал губы:
- Ты не при чём. Тяжелый день. Завал на работе.
- Расскажи. Посочувствую и утешу как смогу, - предложила я.
Пришлось утешать долго и упорно. Мэл подошел к процессу жестко. Целеустремленно. Он не успокоился до тех пор, пока мое горло не охрипло, а организм не ослабел от пресыщения и беспредельной усталости.
- Гошик... не могу больше...
- Можешь, Эвочка. Повтори еще... - вливается в уши шепот, и мышцы сводит сладкой судорогой.
- Люблю... люблю тебя... - выдыхаю севшим голосом, и тело откликается на изощренную ласку. Когда-нибудь bilitere subsensibila* убьет меня. - Люблю... люблю...
Не помню, сколько раз говорила. Раз сто или двести. А Мэлу всё мало. Он измочалил. Выпил меня досуха как вампир. И ведь добился, чтобы назавтра я ползала разбитой и невыспавшейся тетерей. К тому же, из-за перевозбужденной нервной системы пропала чувствительность кожи. Просто-напросто отключилась как лампочка, чем перепугала меня невероятно. Странно стоять под душем, не ощущая льющейся воды. Нервы оттаяли лишь во второй половине дня. Зато Мэл насвистывал и с легкостью получил зачет по нематериальной висорике.
- Объяснись. В чем моя вина? - потребовала я. - Изобрел новый метод наказания?
- Разве не понравилось? - удивился он и покаялся: - Прости. Наверное, в голове отложилось последнее полнолуние, и подсознательно я захотел поменяться местами. Ну, и сорвался.
Вроде бы смотрел честно и искренне сожалел, но на миг почудилось, что в глубине глаз промелькнул его зверь - непредсказуемый и пугающий.
Мне стало неловко. Я, конечно же, знала, что раз в месяц Мэлу приходится несладко, но впервые почувствовала себя в его шкуре.
- Прости, Гошик, - прильнула к нему. - Я постараюсь сдерживаться.
- И я тоже, - ответил он глухо.
Недоразумение исчерпалось, но взгляд Мэла, вернее, его зверя долго преследовал меня. Отвернусь - и возникает неприятное ощущение меж лопаток. Обернусь - в глазах Мэла безмятежность и идиллия.
Дурацкая паранойя. Дурацкие и бестолковые уроки по развитию интуиции.
В начале августа родилась Ясинка - маленькое чудо с крошечными пальчиками и носиком-пуговкой. Знакомство с крохотулей стало для меня потрясением. Прежде я не знала, с какого боку подходить к новорожденным, не говоря о том, как правильно держать.
- Она похожа на тебя, - объявила Марте, умилившись пухлыми щечками малышки. Ясинка усердно тянула мамино молоко. - У нее твои глазки и бровки.
Родители выделили для дочки самый лучший уголок - светлый и теплый, - разгородив комнату на две части. Несмотря на тесноту, в детской было уютно... и покойно душе.
Медленно вращается карусель с рыбками, веселые мишки скачут на одеяльце, розовый слон смотрит в окно, погремушка ждет часа, когда маленькие ручки схватят и требовательно затрясут... Новый человечек пришел в мир, где его любят и заботятся о нем. Он причмокивает и трогательно зевает.
- У нее светлые реснички. И длинные, - замечаю, разглядывая личико заснувшей девочки.
- Потемнеют, - говорит Марта. - И волосики сначала вышоркаются, а потом отрастут новые.
- И будет роскошная коса с руку. Как у тебя.
- Еще толще, - смеется молодая мама.