Эпилог (СИ)

    - Какое там, - махнула мама рукой. - Женщины судачат о каждом приезжем, вот и прислушиваюсь, а на него и глаза боюсь поднять. И вообще, это мои домыслы. Смотрит и смотрит. Да и нечасто мы сталкиваемся. 

    - Ничего себе домыслы. Он бы сожрал тебя, если бы мог. 

    - Эвочка, неудобно это, - оглянулась мама, словно боялась, что наш разговор услышат. Но иных слушателей помимо меня не нашлось, потому что Егор охотился. Поодаль сверкнул фиолетовый отблеск заклинания, размазавшегося о ствол березы. 

    - Ничего неудобного, - заверила я. - Наоборот, хорошо, что прояснилось сейчас, а не потом, когда я потребовала бы объяснений от Мурены. Странный он мужик. Молчит и смотрит. Хоть бы уж признался, и дело с концом. 

    И не просто так смотрит, а свирепо, словно мама в чем-то виновата. И вообще, симпатия Мурены под большим вопросом. Когда женщина нравится мужчине, он смотрит на неё с нежностью и с лаской. Вот как Мэл смотрел на меня в первые дни знакомства. Хотя нет, неудачный пример. Поначалу Мэл убегал от неизбежного и смотрел на меня как на повод для развлечений и дрессуры. 

    Все-таки маме виднее. Интерес мужчины чувствуется интуитивно. Глянул пристально и дольше обычного... Окинул взглядом так, что горячо стало, и сердце заколотилось как сумасшедшее... Быть может, Мурена прежде не знал о светлых чувствах. Всю жизнь прослужил по контрактам и не заморачивался телячьими нежностями. А теперь не возьмет в толк, что с ним творится, и поэтому бесится, заодно и маму нервирует. К тому же, она из местных, из каторжных, а Мурена - висорат, вот он и ненавидит удвоенно: себя - за слабость, а маму - за провокацию. Однозначно псих. 

    Но сколько бы Мурена ни запугивал маму угрожающими взглядами, они не возымели толку. В этом и состояла её "постыдная" история. Мама по-прежнему считала дикостью обсуждение с дочерью поведения какого-то мужика. Чай не подружки, чтобы делиться откровениями. Было бы чем делиться, - хмыкнула я. Сомневаюсь, что мама вообще могла посоветоваться с кем-нибудь, потому что её снедал стыд. Вдруг она напридумывала невесть что, а на самом деле ничего нет? 

    - Да и кто я такая? - вопросила мама с мукой. - Он же молодой. Тридцать пять ему. А я старуха... 

    - Мама! - я отставила туес и бросилась к ней. - Мамуля! Да ты самая красивая и самая умная! И молодая! И нечего годы считать! Тьфу на него, бесхребетного. Если не решился с тобой поговорить, значит, не стоит он того.