Эпилог (СИ)

    Пока мама говорила, один из бородачей вышел из запасника с пустыми руками и направился к Совету, где занял очередь. Около одиночки образовалось пустое пространство. Люди не пожимали ему руки, а отворачивались и отводили глаза. А вольный бородач вел себя, словно ему нипочем откровенное игнорирование. 

    - И в чём же он провинился? - спросил Егор, наблюдая за реакцией местных. - Если человек не желает подчиняться вашим законам, за это его подвергают остракизму? 

    - Это Наянчи, из политических. Лет десять живет на побережье. Ему отказали в доверии, потому что поймали на воровстве зерна из запасника, - ответила мама. 

    - А может, обвинение сфабриковали? Кто вынес решение о недоверии? - не унимался Егор. Чего он добивается? Выискивает недостатки и прогнившие места в системе самоуправления? 

    - Голова Магнитной и старшины, - ответила мама. - Наянчи схватили, когда он таскал мешки вместе с подельником. Ему доверили работу в запаснике, а он сделал дубликат ключа. 

    Я по-новому взглянула на черноволосого бородача, вернее, на его спину. Фигура мужчины показалась мне зловещей. И поза-то как у злодея из вестерна. Его приняли в Магнитной как равного, а он украл у своих же и ни на секунду не задумался о том, что дети и старики умрут от голода. 

    А затем мне стало не до бородача, потому что на левом крыльце, ведущем в приемную Совета, я заметила Мурену. Прислонившись к перилам, он глядел в нашу сторону. Достал сигарету из пачки, и сунув в рот, прикурил. Зажигалкой стал палец, на подушечке которого затрепыхался огонек igni candi*. Мурена затянулся и выпустил дым струйкой, не отрывая глаз от нашей компании. И неожиданно до меня дошло: плевать он хотел на меня и Егора. Мы ему неинтересны. Он смотрел на маму. 

     

    ------------ 

     

    - Эвка, ты где? - послышался голос мужа. - Пойдешь к деду Митяю? 

    Егор обстучал обувь от налипшей грязи и через сени прошел в дом. 

    - Эвка? - спросил тихо и прислушался. 

    - Я здесь. 

    Он поднял скатёрку. 

    - От кого прячешься, зайчишка-зайка серенький? - поддел меня. 

    - Просто так сижу. 

    Разве ж скажешь ему, что под стол меня загнало воспоминание из детства? Словно вживую встал перед глазами старый приевшийся сон: мамины башмаки - слева, туфли отца - справа. И он настаивает на разводе. А потом меня увозят - из дома, из Магнитной, с побережья. Разговор родителей разносится четким эхом в памяти, хотя минуло двадцать лет. Растерянность в мамином голосе и уверенный тон отца...