А еще сюда бы Микара. Взять его за шкирку, хорошенько встряхнуть да допросить с пристрастием, что бы хотя бы старые сказки своего народа вспомнил! Потому что сейчас я видела своими глазами: легенды о катастрофе говорили правду, инали сохранили в памяти то, от чего бежали далеко на север, борьбе с чем предпочли угрозу вечных льдов. Так неужели мы – помним, а инчиры, живущие на этой земле, не могут ничего рассказать?! В конце концов, у них же есть письменность! Пусть грамоте обучены единицы, в основном старейшины, но ведь должны были уцелеть хоть какие-то обрывки!
Энергетическое поле волновалось. Каждая прошедшая телега казалась камнем, брошенным в застоявшуюся воду и всколыхнувшим мутную гладь. С каждым новым перемещением на равнине становилось как будто бы легче дышать – излишки энергии стекали обратно в источник,из которого чары черпали силу.
Зелёна мать, мгновенное перемещение! Загадка, над которой билось не одно поколение иналей, и решение которой, насколько я знала, до сих пор не маячило на горизонте. А тут – пожалуйста. Древние Двери, облегчавшие кочевникам путь, воспринимались аборигенами как нечто естественное, само собой разумеющееся.
Кем был маг, что сплёл эти чары? Что согнало его сородичей с обжитых мест? Уж не тайюн ли? Как выглядела Дверь, через которую Траган притащила меня сюда,и почему наша экспедиция на неё не наткнулась? Почему сбежавшие инали и оставшиеся инчиры похожи, но столь сильно отличаются друг от друга? Откуда взялись духи, наводняющие эти земли?
Что, сожри меня Бездна, произошло здесь тысячелетия назад?!
Переход легко было не заметить вовсе. Мгновение слабости и темноты перед глазами, а потом в лицо ударил пахнущий морем ветер. Открыв непроизвольно зажмуренные в момент перемещения глаза, я ахнула – и задохнулась от увиденного. И поняла, что хочу придушить Микара, назвавшего вот это – «каменными шатрами».
Мы находились на рукотворном плато – древние зодчие просто спилили верхушку скалы. Здесь располагалось несколько каменных кругов, неотличимых от того, в который мы входили, разве что сохранились они гораздо лучше. Слева скала обрывалась в море, справа поднимался высокий горный хребет. В долину широкой извилистой лентой спускалась дорога, по которой ползли телеги, а там, внизу, у морского побережья раскинулся город. Огромный город, рассечённый надвое длинной узкой бухтой, наверное очень глубокой. С противоположной от нас стороны чашу долины ограждал пупырь зелёного холма, но между ним и серо-синими волнами тянулась широкая полоса лесистого взморья, которая терялась в дымке и, кажется, расширялась там, у горизонта. Похоже, горный хребет уходил в сторону от моря, а дальше по берегу раскинулась равнина.
Бухта слегка изгибалась и упиралась в глубокое ущелье, где – это было слышно даже отсюда – грохотала и ярилась в каменных стенах злая горная река. А на нашем берегу, возвышаясь не только над городом – над окрестными горами, вздымалась статуя потрясающих воображение размеров.
Статуя изображала деву, чьи совершенные черты несли печать горечи и тоски; или, может быть,так казалось, потому что слепые каменные глаза взирали на то, чего больше не было. В далеко простёртых над равниной руках покоилась бледно-голубая каменная сфера. Отсюда, снизу, казалось, что она парит над ладонями. А из-под шара срывались вниз струи воды, которые не долетали до земли каплями – рассыпались в воздухе на мельчайшую взвесь, рождали небольшое облако, вечно лежащее у подножия горы.
Простое одеяние статуи отливало серебром, плотно облегало стройный стан, очерчивало бёдра – уже схематично, переходя в скалу, а ниже ниспадало чередой оборок – пирамидальных ярусов. Размеры сооружения вызывали благоговение и трепет. Сложно было поверить, что столь огромная фигура могла быть создана руками смертных.
– Небесная Дева, откуда ты здесь? - проговорила я себе под нос, разглядывая богиню.
– Почему ты называешь так эту каменную женщину? – прозвучал рядом вопрос.
Но я даже не обернулась в сторону Чингара, который ехал верхом и сейчас поравнялся с нашей телегой.
– Потому что это она. Небесная Дева, - проговорила медленно. - Ночной лик её даёт блаженство прохлады, живительную влагу и утешение, дневной – согревает землю и иналей, дарит жизнь и радость. Она держит в руках луну и солнце, она – то, что не есть Бездна. Её – и нас всех защищает Каменный Отец, одной рукой он укрывает мир плащом, а второй держит огромный щит. Все боги их дети, а инали – дети их детей.
– Кто такие... боги? - неуверенно повторил незнакомое слово вождь.
– По-вашему это очень, очень сильные духи. Это... как будто один дух, вмещающий в себя силу сотен тысяч маленьких. Например, всех духов всего океана.
– Так не бывает, – отмахнулся Чингар, но как-то без задора, неуверенно.
– Ей об этом скажи, - хмыкнула я, кивнув на статую, и пристально уставилась на собеседника. – Кто всё это построил? Когда?
– Край Мира был таким всегда, – задумчиво проговорил вождь, хмуро глянув на изваяние. - Мы считаем его городом духов, которые покинули его, предпочтя камням вольную жизнь.