Эпиграммы

Это по мне!» Да готов, Селий, обед: замолчи!

28*

Поиздевайся над тем, кто тебя обзывает миньоном,

И покажи ты ему кукиш за это, Секстилл.

Ни мужеложником ты не бывал, ни бабником не был,

Ни Ветустилла губой не привлекает тебя.

5 Ты — ни то, ни другое, ни третье. Но кто же тогда ты?

Мне невдомек, но еще две ведь возможности есть.

29

Руф, посмотри на него: он на первых скамьях восседает,

Даже отсюда горит вся в сардониксах рука;

Множество раз его плащ пропитан тирскою краской,

Первого снега белей тога окутала стан;

5 Запах помады его весь Марцеллов театр наполняет,

А на холеных руках ни одного волоска;

На башмаках у него блестит не потертая лунка,

Не натирает сафьян красный мозолей ему;

Точно как звездами лоб его мушками часто залеплен…

10 Он неизвестен тебе? Мушки отклей — и прочтешь.[77]

30

Двадцать тысяч взаймы сестерциев раз попросил я:

Даже в подарок их дать было бы сущий пустяк;

Я ведь просил-то их в долг у богатого старого друга,

А у него без нужды полон деньгами сундук.

5 Он мне в ответ: «Наживешь богатство, заделавшись стряпчим».

Денег я, Гай, у тебя, а не совета прошу!

31

Часто с Хрестиной я спал. «Ну что, хорошо с ней, скажи мне?» —

«Да, Мариан: ничего лучше не может и быть».

32

Тяжбу я с Бальбом веду, — оскорбить не желаешь ты Бальба,

Понтик: с Лицином веду, — тоже большой человек!

Часто сосед мой Патроб мне поле жалкое портит, —

Вольноотпущенник он Цезаря, — страшно тебе;

5 Не отдает нипочем раба мне Ларония. Что же?

Скажешь: «Богата, стара и без детей, и вдова».

Плохо поверь, у раба, хотя бы и друга, быть в рабстве:

Вольным будь, коли ты быть господином взялся.

33

Филениды лобзать не стану лысой,

Филениды лобзать не стану рыжей,

Филениды лобзать кривой не стану:

Филениду лобзать такую — мерзость.

34

Все наследство отдав на выкуп дружка — Филерота,

Голодом моришь своих, Галла, троих сыновей.

Так ты лелеешь свою увядшую прелесть, которой

Даже о чистой любви надо давно позабыть.

5 О, если б боги навек тебя с Филеротом связали,

Мать непристойная! Ты Понтии даже гнусней![78]

35

Ежели ноги твои на месяца рожки похожи,

Можешь отлично ты, Феб, в винном их роге купать.

36

Прочь от меня, завитой, убирайся, со смятою гривой,

С гладкою кожею — прочь, с грязною кожею — прочь!

Будь безбородым скопцом иль небритым, как подсудимый,

Будь ты хоть грубый мужик, Панних, хоть неженка — прочь!

5 Пусть твои голени все в волосах, а грудь вся в щетине,

Панних, но ум у тебя начисто выщипан весь.

37

Что ни ставят на стол, ты все сгребаешь:

И соски и грудинку поросячью,

Турача, что на двух гостей рассчитан,

Полбарвены и окуня морского,

5 Бок мурены и крылышко цыпленка,

И витютня с подливкою из полбы.

Все, собравши в промокшую салфетку,

Отдаешь ты снести домой мальчишке,

Мы же все тут лежим толпою праздной.

10 Если есть в тебе стыд, отдай обед наш:

Завтра, Цецилиан, тебя не звал я.

38

Просишь сказать тебе, Лин, что дает мне усадьба в Номенте?

Вот что усадьба дает: там я не вижу тебя.

39

Алые платья даришь и лиловые ты потаскухе.

Коль по заслугам дарить хочешь, ей тогу пошли.[79]

40

Вздор, что Тонгилий горит в лихорадке полуторадневной.

Знаю уловки его: хочет и пить он и есть.

Ставят теперь на жирных дроздов коварные сети,

Брошен крючок на барвен и на морских окуней.

5 Надо и цекуб цедить, и года Опимьева вина,

Надо и темный фалерн в рюмки хрустальные лить.

Все врачи, как один, прописали Тонгилию ванны…

Не лихорадка его, дурни, — обжорство трясет.[80]

41

«Смейся, коль ты умна, красотка, смейся!»

Так, как будто, сказал поэт пелигнский.

Но не всем это он сказал красоткам.

Даже если сказал и всем красоткам,

5 Не сказал он тебе: ты не красотка,

Максимина, а все твои три зуба

Цвета черной смолы или самшита.

И коль мне, да и зеркалу ты веришь,

То поймешь ты, что смех тебе опасен,

10 Точно Спанию ветер, Приску руки,

Точно дождик напудренной Фабулле

Или солнце Сабелле набеленной.

Мой совет: мину строй всегда суровей,

Чем Приама жена с невесткой старшей.

15 Мимов гаера ты Филистиона

Не смотри, избегай пиров распутных

И всего, что игривостью нескромной

Во весь рот заставляет нас смеяться.

Лучше к матери ты подсядь печальной,

20 Что горюет по мужу или брату;

Развлекайся трагической лишь Музой.

А послушаешь нашего совета,

Так поплачь, коль умна, поплачь, красотка.[81]

42

Ванну зачем ты грязнишь, Зоил, свой зад подмывая?

Чтоб еще хуже ее выпачкать, голову сунь.

43

«Общее все у друзей». Но как понимаешь ты, Кандид,

То, о чем ночью и днем ты, пустомеля, кричишь?

Шерсть для тоги твоей в лаконском Галезе промыта

Или с отборных овец пармского стада снята;

5 Ну а в мою не одеть и чучело, что принимает

Первым удары рогов бешеных в цирке быков:

Ты получаешь плащи Агеноровы с родины Кадма,

А багряницу мою за три гроша не продать.

Ножки ливийских столов у тебя из кости индийской,

10 А у меня черепком буковый столик подперт.

Под непомерных барвен у тебя золоченые блюда,

А у меня-то под цвет плошки краснеется рак.

Челядь могла бы твоя с илионским поспорить миньоном,

Мне же Ганимедом моим служит моя же рука.

15 И, от таких-то богатств ничего старинному другу

Не уделив, говоришь: «Общее все у друзей».[82]

44