Несмотря на груз Берта, Священник и Крип затеяли разговор относительно того, что могло произойти в доме. Говорить приходилось в такт шагам, с паузами на вдох-выдох, к тому же все регулярно прислушиваясь к подземному шуму, так что беседа шла не быстро. Фидус весьма авторитетно повторил и дополнил прежнюю версию. Ольга понимала с пятого на десятое, потому что инквизитор говорил на каком-то профессиональном жаргоне, хорошо впрочем понятном его собеседникам. Но основу более-менее сообразила.
По мнению Крипа некие культисты решили организовать астральные ворота в Имматериум. Здесь Берта поспорила, на ее взгляд речь все же шла о телепорте в какую-нибудь точку планеты. Но Фидус быстро опроверг мнение, ссылаясь на какие-то совсем уж запутанные прецеденты и нюансы, так что наставница согласилась, пусть и с явным нежеланием.
Для того чтобы все получилось, злодеи организовали нечто вроде клетки Фарадея наоборот. Они обработали нечестивыми заклятиями весь дом снизу доверху, "ослабив" его укрепление в Материуме, а затем использовали трехмерную антенну, заполнив водопроводную систему дома некой субстанцией. По сути, вышел тот же телепорт, только он забросил всех жителей дома не в какое-то иное место, а прямиком в местный ад, за пределы реальности.
О, господи, думала Ольга в такт шагам и приступам боли в мышцах бедер. Как у них вообще остаются силы и желание говорить о чем-то… Вот лучше бы потаскали тяжкую ношу за бедную слабую девчонку, болтуны и лентяи. Сзади топал сервитор, как обычно крутя головой с механической точностью радара.
— Хорошо, огонь за нами не пойдет, — солидно заявил Доходяга. — Тут гореть нечему. И тоннель длинный, огонь вытяжкой не протянет.
Мнения диспутантов тем временем опять разделились, на сей раз оппонентом Фидуса выступал Священник. Монах полагал, что цель ритуала заключалась в высвобождении некой энергии, определенной компенсации в стиле "бездна, прими, бездна, дай взамен". Крип же настаивал, что это было жертвоприношение. В чем разница Ольга не поняла, на ее взгляд, что лопата угля, что приношение, все едино, результат то один — какой-то полезный (для культистов) выхлоп. Но инквизитор и монах разницу видели, так что горячо заспорили. Спор этот, растянутый, прерываемый тяжелыми вдохами и сопением, выглядел со стороны довольно жалко, как поединок увечных. Но спорящие уперлись, каждый на своем.
— А еще все спрашивают, зачем у меня половички вязаные со святыми сороритас? — едва слышно бормотал себе под нос Святой Человек. — А я им отвечаю "стены обвешивать". А они мне "на кой?". А я им "Эхо, дурни, в пустом помещении или технике эхо гудит. И представьте, не дай Император, что три рации на три голоса, да с эхом и затуханием. Эффект Ларсена, мать его. Поди, разбери, кто тебе в уши шепчет, то ли кто живой, то уже нет… Вот поэтому я воксами занимаюсь один уже третье послушание. Не приживаются сменщики… Хочешь попробовать?
Ольга не сразу поняла, что радист обратился к ней. А когда поняла, закрутила головой в немом отрицании. С одной стороны рация точно была полегче баллона. С другой девушка была уверена, что в критический момент обязательно перепутает рычажки, так что потом ее непременно расстреляют за саботаж. Да и голоса не хватит, чтобы постоянно и притом разборчиво орать в говорильник по ходу операции.
— Никто не хочет, — понуро вздохнул Святой Человек. — Ну, передумаешь, обращайся.
Тут Ольга подумала, что если Крип действительно прав, и все обитатели дома провалились на тот свет, значит, игрушки больше не обретут старых хозяев. Как плохо! И печально… Неизвестное, непонятное зло в виде культистов, почитающих не-Императора внезапно стало очень явственным, обрело настоящее воплощение. Культист — это не абстракция, а тот, кто утаскивает детей в ад. Соответственно культ — это очень, очень плохо!
— Здесь ходили, — неожиданно оборвал диспут и ольгину грусть Плакса. Сделал еще пару шагов, затем добавил. — И таскали.
— Привал, — объявила Берта, на полторы минуты раньше срока. — Покажь, что углядел.
— Вот, — указал рукой в черной, не раз штопаной перчатке огнеметчик. — Царапки. И следы.
Действительно, если присмотреться, на потемневшем от времени полу можно было заметить едва заметные следы, словно что-то тяжелое старались протащить на ребре или даже углом. А если присмотреться еще внимательнее — что Берта тут же сделала, включив самый сильный фонарь — прослеживалась некая неправильность. За долгие годы безлюдья вода и плесень оставили на полу характерную пленку, однако в некоторых местах она казалась смазанной, затертой.
Берта на всякий случай отошла метров на десять вперед, чтобы осмотреть нетронутый участок и сравнить. Группа как-то сразу подобралась, отбросила усталый расслабон, затуманивший мозги.
— Да, ходили, — резюмировала Берта, поднявшись с корточек. — Нечасто, но довольно регулярно. Целую дорожку натоптали. Или наоборот, прошла сразу целая группа.
Она выключила фонарь и долгим, нехорошим взглядом посмотрела дальше, туда, где все скрывалось в чернильной тьме.