Эпидемия

Ничего не померкло, всего лишь мигнуло, а спустя пару секунд я сообразил, что и не должно было померкнуть — хрусталики-то никуда не делись, просто отцепились от программы. Наше уютное гнездышко разом обветшало: в углах потолка зашевелилась паутина, на полу возник сор, обои местами отстали и свесились.

Рискнул заглянуть в зеркало. Какой кошмар! Наверное, все-таки Ксюша была права: ежедневно смотреть на это морщинистое злобное рыло… Хотя позвольте! Хрусталики-то вставили мне, а не ей…

И кажется, не только хрусталики. Звуки и запахи тоже изменились: из кухни потянуло горелым луком, за окнами зазвучал приглушенный мат и загрохотали контейнеры, водружаемые на мусоровоз.

Метнулся к незанавешенному окну. Боже… Наш славный ухоженный и выметенный дворик обратился в подобие свалки: обломки асфальта, выбоины, бродячие пластиковые пакеты…

Я вскрикнул и отшвырнул пульт с такой силой, что, ударившись об пол, он улетел под скомканное семейное ложе.

А потом вошла Ксюша. Надо полагать, услышала мой взвизг.

Драный халатишко, брюзгливое обвислое лицо… По-моему, она была в поддатии. Знакомым жестом коснулась губ кончиками пальцев, только вот между средним и указательным дымилась сигарета. Она что же… курит? И обоняние подтвердило: да, именно так.

— Что, злыдень?.. — цинично кривя рот, сказала мне она. — Все воображаешь, будто я перед тобой по одной половице хожу? У, мудило господне… Глаза б мои тебя не видели…

Что же я должен был услышать, если бы не нажал кнопочку? «Заинька ты мой ушастенький, ну почему ты опять такой расстроенный?..»

Нет, уж лучше наваждение, чем такая правда!

— Да на хрен бы ты мне был нужен, — продолжала она между тем, — если б не пенсия твоя ветеранская-инвалидская! Сколько лет ты меня доставал, пятка слепая!.. И как я сразу не догадалась бельма тебе вставить?..

Стряхнула пепел прямо на ковер и с видимым удовольствием затянулась.

— Главное, дешево и сердито, — злорадно ощерясь, сообщила она. — За подключение к муниципальной программе — семьдесят пять процентов скидки! Вот и подключила… Пускай тебе еще и мэрия башку поморочит…

Какое это, должно быть, наслаждение — выкладывать дураку-мужу голую правду, точно зная, что тот ни хрена не услышит!

В следующий миг она увидела ужас в моих глазах — и, кажется, все поняла.

— Пульт… — прохрипел я. — Где пульт?..

И кинулся на четвереньках под койку.

Вдруг не разбился!

Июль — август 2020

Бакалда — Волгоград

Попаданс

Он вскрыл ошибки Робеспьера…

Лев Вершинин

Дружба моя с Ефимом Григорьевичем Голокостом завязалась сама собой, пока я прятал его у себя дома от разгневанных верующих. Нет-нет, никакого антисемитизма — евреи за ним тоже охотились. Дело было вот в чем: несколько лет назад, если помните, британские ученые предположили, будто реликтовое излучение Вселенной содержит некую адресованную нам информацию, и даже придумали термин «Послание Господа Бога». Пытались расшифровать, но, разумеется, безуспешно. Потом кто-то обратился к Голокосту. А тот возьми да и расшифруй на свою голову! Вот начало его перевода: «Если вы это сейчас читаете, то Меня уже нет…»

Скрываться пришлось около недели. К счастью, вскоре разразилась какая-то еще более возмутительная сенсация, негодование граждан хлынуло в новое русло, и моего друга не то чтобы забыли, но хотя бы угрожать перестали.

Закрасили мы оскорбительные надписи на его двери, сменили пробитый булыжником стеклопакет. С тех самых пор я и повадился захаживать к нему по поводу и без повода.

Несмотря на импозантную внешность ветхозаветного пророка, Ефим Григорьевич — существо трогательное, беззащитное, совершенно не умеющее общаться с людьми, предпочитая им физические законы, с которыми он не церемонится и с неподражаемой ловкостью обводит вокруг пальца.

Вот и сейчас под правым глазом Голокоста приютился прозрачный фингалоид, честно заработанный им вчера при попытке очаровать незнакомку. Гениальный изобретатель имел неосторожность назвать ее ундиной — ну и схлопотал, естественно.

— Считай, легко отделался, — со вздохом заметил я, вскрывая принесенную с собой бутылку сухого вина и разливая напиток по мензуркам. (Надо будет в следующий раз подарить Ефиму набор фужеров, хотя, подозреваю, он тут же соорудит из них какое-нибудь очередное устройство). — По нашим временам, Фима, — назидательно продолжал я, — умные слова лучше употреблять пореже. Придумал: ундина! Ты б еще сильфидой ее…

Чокнулись мензурками, отпили до первого деления, когда дверной сигнал сыграл первые такты «Марша энтузиастов». Лицо моего друга сделалось несчастным. Стоило слухам о гениальности Ефима стать достоянием широкой публики, горести его скроены на один лад и связаны в основном с визитерами.

— Сиди, сам открою, — буркнул я и встал. Следует сказать, что мне уже не раз доводилось выставлять из этой квартиры городских сумасшедших, жаждущих встречи с ее владельцем. Впрочем, за дверью мог оказаться и участковый. Но не корреспонденты — эти назначают встречу заранее.