Эпидемия

– Мне кажется, Башкирцев уже это делает, – продолжал Карлов. – Легкие беспорядки, бесчинствующие хулиганы, разбитые витрины. Милиции негласно дали понять, что на это следует закрыть глаза, одновременно усилив охрану стратегических объектов. Магазины закрываются. Транспорт скоро остановится – как только люди разъедутся с работы по домам. Вечером – объявление по телевидению о введении комендантского часа и настойчивое предупреждение не выходить из дома в течение ближайших дней. Другого эффективного способа я не вижу.

– Как вы оцениваете уровень компетентности полковника Башкирцева? – спросил Евстафьев.

– Как высочайший. В то же время я считаю, что его полномочия необходимо расширить.

– А-а-а – пора было переходить к главному – тому, ради чего, собственно, Евстафьев и вызвал Карлова, – генерал Чернов?

– Не нахожу возможным обсуждать действия коллеги, – четко сказал Карлов. – Думаю, президент уже дал оценку общему руководству операцией?

– Да. Весьма негативную, – Евстафьев взглянул на генерала, надеясь обнаружить какую-нибудь перемену в его лице, но у того не дрогнул ни один мускул. – Я… намерен отстранить Юрия Геннадьевича от руководства. Он допустил очень серьезную ошибку, не отдав вовремя приказ об отключении мобильных операторов региона… Непростительную ошибку. Это… – председатель ходил вокруг Карлова, постепенно суживая круги, – это может привести к фатальным последствиям. Мы, профессионалы, прекрасно понимаем, как нелегко дается то или иное решение. Потому что за принимаемые решения приходится нести ответственность. И чем большей властью облечен человек, тем большей становится мера ответственности… Вы понимаете?

Карлов молча слушал. Он уже догадался, к чему клонит председатель.

– С другой стороны, – Евстафьев мило улыбнулся и пожал плечами; ни дать, ни взять – добрый и все понимающий отец, прощающий любимому чаду очередную шалость, – все мы – люди. Нам свойственно ошибаться. И я опасаюсь, что Юрий Геннадьевич… Э-э-э, – тянул Евстафьев, как будто не решался сказать очевидную глупость, настолько она выглядела смешной, – что он очень тяжело воспримет этот удар. Я хочу, чтобы вы поддержали его в трудную минуту и объяснили… – он выделил голосом, – объяснили ему, что дело вовсе не в личном недоверии. Помогли, так сказать, разобраться в ситуации.

Он облегченно вздохнул и заглянул Карлову в глаза.

Лучше бы он этого не делал.

– Я помогу, – сказал Карлов.

– Ну, вот и хорошо, – председатель быстро вернулся за стол, сел и принялся перекладывать бумаги с места на место, тщетно пытаясь скрыть свое волнение. – Значит, я могу на вас рассчитывать? – от Карлова он ответа не получил, поэтому ответил сам. – Ага, хорошо. Я спокоен. Он… у себя в кабинете.

Карлов кивнул.

– Вы… можете идти, – сказал председатель.

Карлов развернулся и направился к двери.

Евстафьев не удержался.

– Держите меня в курсе своих действий. Пожалуйста… Я имею в виду – относительно документов Кудрявцева.

Карлов снова кивнул и вышел из кабинета.

Через четыре минуты он входил в приемную Чернова. Референт, молодой человек с безукоризненным пробором, вскочил со стула.

– Товарищ генерал!

Карлов огляделся. Лицо его выражало сдержанное недоумение.

– Что с вами, майор? Разве вы видите здесь кого-то, кроме себя?

Референт опешил.

– Я…

– Плохое зрение – признак профессиональной непригодности. Вы здесь один, майор, не так ли?

Референт схватился за горло, словно его вдруг настиг жестокий приступ ангины, и прошептал:

– Так точно.

– А генерал Чернов, – продолжал Карлов, наступая на испуганного референта, – велел вам никого не пускать. Вы это слышали? Или со слухом у вас тоже проблемы?

– Никак нет… То есть… Так точно, слышал.

Карлов смерил его тяжелым взглядом и едва дернул головой, указывая на массивную дверь приемной. Референт подбежал к двери и запер ее на ключ. Карлов удовлетворенно кивнул.

Он еще раз посмотрел на майора – тому показалось, будто его заколачивают в землю, – и вошел в кабинет Чернова.

Чернов услышал звук открываемой двери и гневно выкрикнул:

– Кто там еще?

Галстук он распустил, отчего тот болтался на шее, как веревка, волосы были всклокочены, пиджак расстегнут. Лицо покрывали бесформенные красные пятна. В руке он держал телефонную трубку.

Карлов стоял на пороге и, склонив голову, с любопытством рассматривал Чернова. Тот вздрогнул – от предчувствия чего-то страшного и неотвратимого – и аккуратно положил трубку на рычаги.

Карлов подошел ближе и вперил немигающий взгляд в переносицу генерала.

– Приведите себя в порядок, Юрий Геннадьевич, – сказал он.

Чернов молчал. Казалось, он потерял способность двигаться.

– Ну?!

Карлов резко согнул в локте левую руку. Чернов дернулся, словно хотел защититься от этого ужасного человека.

Карлов аккуратно поправил накрахмаленный манжет белоснежной сорочки. Повернул запонку, любуясь своим отражением в маленьком золотом прямоугольнике.

– Я жду, Юрий Геннадьевич. Приведите себя в порядок, – повторил Карлов.

– На каком… основании? – спросил Чернов, приглаживая волосы. – Что вам надо? – он застегнул верхнюю пуговицу рубашки и затянул узел галстука.