Эпидемии и Народы

групп наподобие английских лоллардов* — наделяли выражением потребность в более личностном, антиномичном доступе к Богу, нежели тот, что предлагали томистская теология и прежде признанные формы благочестия⁶⁴. Постоянные пришествия чумы возобновляли эту психологическую потребность до середины XVII века, а следовательно, неслучайно, что все направления организованного в виде церквей христианства — православное, католическое и протестантское — создавали большее поле для персонального мистицизма и других форм единения с Богом, даже несмотря на то, что церковным властям никогда не доставляло удовольствия иметь дело со слишком большим личным рвением.

Во-вторых, будоражащие воздействия неизменно оказывала неспособность устоявшихся церковных ритуалов и административных мер совладать с беспрецедентной чрезвычайной ситуацией чумы. В XIV веке многие священники и монахи умерли, а их преемники были менее подготовленными и сталкивались с более недоуменной, а то и открыто настроенной против них паствой. В том, что чума щадила одних и убивала других, похоже, сложно было обнаружить Божью справедливость, а постоянное осуществление Божьей благодати посредством святых таинств (даже когда для этого оставались в наличии рукоположенные священники) было совершенно неадекватным психологическим противовесом чисто количественным последствиям ударов смертельной инфекции и внезапной смерти. Разумеется, антиклерикализм не был новым явлением для христианской Европы, однако после 1346 года он стал более открытым и широко распространенным, став одним из факторов, который внес свою лепту в последующий успех Лютера.

---------

⁶⁴ Срв. Yves Renouard, "Consequences et Interet Demographique de la Peste Noire de 1348", Population, 3 (1948), 459-466; William L. Langer, "The Next Assignment7', American Historical Review, 63 (1958), pp. 292-301.

- 270 -

Поскольку священные ритуалы оставались сплошь консервативными, Римско-католической церкви потребовались столетия для того, чтобы адаптироваться к постоянным кризисам, вызванным вспышками чумы. Как следствие, психологически адекватные церемонии и символы, соответствующие постоянно возвращающимся смертоносным эпидемиям, приобрели очертание главным образом в период Контрреформации. Ключевым в католических ритуалах профилактики против чумы стало упование на св. Себастьяна, который уже в первые христианские столетия притягивал к себе многие качества, некогда приписывавшиеся Аполлону Этот страдающий святой, чья смерть от стрел была символом смерти, причиненной невидимыми стрелами чумной инфекции, стал широко изображаться и в религиозном искусстве. Второй значимой фигурой был св. Рох*, Это была иная фигура, выступавшая примером и покровителем деяний в сферах общественной благотворительности и медицинского ухода, которые смягчали воздействие чумы в тех городах Средиземноморья, что были наиболее подвержены этой инфекции⁶⁵.

В протестантской Европе специальные ритуалы для противостояния чрезвычайным эпидемическим ситуациям никогда не получали особого развития. В Библии мало что говорилось о том, как справляться с масштабными вспышками инфекционных заболеваний, а поскольку чума редко поражала Северную Европу (хотя при появлении там она была исключительно суровой), у протестантов не было достаточных стимулов для возникновения таких ритуалов.

В противоположность жестким рамкам, окружавшими Церковь, городские власти, особенно в Италии, довольно

---------

⁶⁵ Срв. замечания в: J. F. D. Shrewsbury, The Plague of the Philistines (London, 1964), pp. 127 слл. К св. Себастьяну как защитнику от чумы впервые обращались в Риме в 680 году, однако его культ оставался незначительным до XVI века. Св. Рох был францисканским монахом, заботившимся о больных и умершим в 1327 году.

- 271 -

быстро реагировали на вызовы, которые ставила опустошающая болезнь. Магистраты обучались тому, как справляться с ней на практическом уровне,, организуя похороны, обеспечивая доставку продовольствия, устанавливая карантинные меры, нанимая врачей и устанавливая другие меры регулирования публичного и частного поведения во время чумы.

Способность городских властей реагировать с помощью этих более или менее эффективных мер была показательной в смысле их общей энергии, благодаря которой столетия между 1350 и 1550 годами стали чем-то вроде золотого века европейских городов-государств, особенно в Германии и Италии, где конкуренция с какими-либо вышестоящими властями была минимальной⁶⁶.