Епархиальный суд

Дьячок Ловцов, за "название пономаря неприличными словами _принародно_, в бытность за вечерней в не совсем трезвом виде и вообще за употребление спиртных напитков", - на один месяц в монастырь.

Замечательно, что за подлог и за простую пьяную перебранку в этих двух рядом стоящих случаях назначено одинаковое наказание!..

Дьячок Вихров, "за оскорбление священника _грубобранными_, словами в нетрезвом виде", - в монастырь на один месяц. Пономарь Цветков, за крайнюю нетрезвость, утайку братских и церковных денег, "проматывание собственных вещей" (такого преступления, как "проматывание _собственных_ вещей", нет в уголовном кодексе; вероятно, это отнесено к _расточительству_) и как не подающий надежды на исправление, отрешен навсегда. Дьячок Ставровский, неоднократно подвергавшийся суду и вновь уличенный в тех же поступках, как рекомендуемый, поведения _только хорошего_ (надо иметь отметку "_препохвального_" или "_постоянно тщательного_"}, - отставке в заштат. Но при этом достойно внимания, что и товарищ дьячка Ставровского, аттестовавшегося в поведении довольно хорошем, дьячок Фортунатов, был тоже отменный молодец и одновременно послан на полтора месяца в монастырь "за личные оскорбления священника"... Можно себе представить положение священника, который один в селе должен был служить с этакими двумя хватами "довольно одобрительного поведения"!.. И чтобы это лучше понять, мы увидим скоро, и а что был способен один из этих церковников, - именно: дьячок Фортунатов.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Продолжаем, однако, выписки: священник Новоденский, за нетрезвость, буйство и драку, - в монастырь и снова на свое место. Бедный приход! Меж тем залихватский дьячок Фортунатов, о котором мы только что говорили, успел уже исправиться, и притом так наглядно, что немедленно поспешил совершить "нанесение тяжких побоев разным лицам". За такой прогресс он уже смещен с этого места, но "с дозволением приискать другое". Удовлетворены или нет этим те, кого удалой дьячок "тяжко побил", - это как им угодно. Наш духовный суд, - как суд самосовершенный, суд без апелляции, об этом, кажется, не заботится. Дьячка Фортунатова, который так успешно побивал "разных лиц", даже и в монастырь не посылали, да в этом и беды нет, потому что сряду стоит такой случай: "иеродиакону Николо-Беседного монастыря (куда назначаются пьянствующие лица белого духовенства) Палладию, за нетрезвость, самозольные отлучки из монастыря и оскорбление настоятеля, запрещено священнослужение, ношение монашеской одежды, и он послан в другой монастырь (тоже такой, где бес пьянства не давал братии покоя). Таким образом, белые, приходя в Николо-Беседный монастырь, значит, может быть, были встречаемы известным в монашестве приветом: "Наш еси брате Исаакий, - воспляшь же с нами!" И кто кому был здесь соблазном, а кто назидателем, про то только ты, господи, веси...

Но вот опять сряду же с этой пьянственной мелкотою выступает человек крупных способностей - человек, не уступающий, может быть, разбивателю икон отцу Троицкому, - это дьячок Геннадий Егротов; он послан в монастырь, с правом перехода на другое место, за пьянство, за которое уже и прежде судился, а также _за произнесение угрозы произвести поджог, за разбитие стекол и рам в доме крестьянки Силиной, за непристойную брань и обиду действием..._ Будь этот г. Егротов мирянин, подлежащий суду по общим уголовным законам, он подлежал бы очень серьезному наказанию, но как лицо клировое - в некотором роде священное - этот буйный дьячок с самыми явными разбойничьими наклонностями, при совокупности всех наделанных им гадостей, посылается в монастырь, где он, по указанию начальства, потрудится, и нанесенные им обиды, побои и убытки тем как будто вознаградятся.

Таков этот _духовный_ суд, за который откликнулось несколько противников графа Дм. А. Толстого. А об угрозах поджогами и говорить не стоит: тот, кого дьячок имел желание поджечь, пусть хорошенько стережется.

Заштатный и запрещенный священник Молчанов, _для прекращения учиняемых им безобразий (?!)_ - на шесть месяцев в монастырь.

Этим кончается хроника 1877 года, и наступает еще более близкий год, 1878.

ГЛАВА ПЯТАЯ