Эоловы арфы

— Но ты же не знал… И потом, тебе давно пора было приобрести хорошую лошадь. Что это за купец, — Маркс улыбнулся, — что за фабрикант без собственной дорогой лошади!.. Как ее зовут? Росинант? Буцефал?.. Кстати, а как звали лошадь Калигулы, которую он ввел в сенат?

Энгельс не был расположен шутить. Он энергично повернулся к Марксу и спросил:

— Сколько ты платишь за свою новую квартиру?

— Тридцать шесть фунтов в год. Вчера как раз исполнился год, как мы переехали.

Энгельс остановился, помолчал немного, видимо что-то прикидывая, и медленно, веско проговорил:

— Впредь ты можешь рассчитывать на пять фунтов стерлингов ежемесячно с моей стороны.

— Фридрих, спасибо, ты очень добр, — тихо ответил Маркс, — но я же прекрасно знаю, что ты сам далеко не богач. Где ты возьмешь такие деньги? Ведь если не ошибаюсь, пять фунтов — твое жалованье за неделю. А такие деньги, как те, что отвалил тебе твой старик, — это же случайность, старик, кажется, никогда не был щедр.

— Все это тебя не касается, — Энгельс взглянул в сторону исчезавших огоньков Брайтона. — Даже если я взвалю себе на шею кучу долгов к новому балансовому году — не важно. И вот что еще: эти ежемесячные пять фунтов не должны мешать тебе обращаться ко мне во всех трудных случаях особо. Договорились? Обещаешь?

— Обещаю, обещаю, — торопливо ответил Маркс и, словно опасаясь, как бы Энгельс, стоя на месте, не придумал чего-нибудь еще, в свою очередь, взял его под руку и легким толчком пригласил шагать дальше.

— Эти господа из «Tribune», должно быть, думают, — все еще негодовал Энгельс, — что они выжали тебя, как лимон, и могут приняться теперь за выжимание следующего.

— Нет, они так не думают, — усмехнулся Маркс, — какие основания у них так думать? Ведь они, не подозревая об этом, выжимали сразу два лимона тебя и меня — и должны были бы удивляться и радоваться обилию сока в своем лимоне. Они и радуются, иначе тот же Дана не предложил бы мне писать для «Новой американской энциклопедии». Сейчас эта энциклопедия — моя единственная надежда.

— Работа не очень интересная в большей своей части, — поморщился Энгельс. — Но это может быть для тебя хорошим подспорьем, и я рад. Разделение труда остается у нас прежним?

— Да, ты продолжай писать на военную тему, а я беру на себя философию, экономику, право, биографии и тому подобные вещи.

— А как они намерены платить?

— По два доллара за страницу.

— Грабители! — Энгельс даже топнул ногой.

— Но это не главное, — с ухмылкой в голосе продолжал Маркс. — Они требуют, чтобы статьи были написаны основательно и кратко, так кратко, что, например, для статьи «Эстетика» Дана отводит мне одну страницу.

Энгельс расхохотался:

— Да он, верно, с ума спятил!.. Вся эстетика на одной странице? И за два доллара?

— Но самое худшее, Фридрих, что они продолжают требовать отсутствия в статьях какой бы то ни было партийной тенденции.

Энгельс опять засмеялся:

— Ну, мое положение здесь легче. Надеюсь, в уже полученных тобою статьях «Адъютант», «Аркебуз», «Атака», «Блиндаж», «Бивуак», «Бомба» мне удалось избежать партийной тенденции?

— В этих статьях, пожалуй, удалось. — И Маркс опять улыбнулся. — Но вот о статье «Армия» я то же самое утверждать не стану. Статья эта великолепна. Но ведь ты в ней занимаешься, в сущности, тем, что на весьма специфическом материале подтверждаешь правильность нашего воззрения на связь производительных сил и общественных отношений.

— Неужели? — приостановился Энгельс. — Право, не заметил. И уж во всяком случае, понимая, для кого пишу, не стремился к этому сознательно.

— Да, твоя статья великолепна, — сожалеюще сказал Маркс, — но прогрессивность Дана, Рипли и других редакторов энциклопедии — это всего лишь весьма непоследовательная прогрессивность американских буржуа. Они от нас ждут статей иного рода. Мне кажется, — в его голосе послышался оттенок легкого довольства и столь же легкого упрека, — в моих статьях глубже скрыты, лучше упрятаны подлинные чувства и пристрастия.

Энгельс ничего не ответил, а только искоса взглянул на друга. Они прошли несколько шагов молча, с наслаждением вдыхая прохладный морской воздух. Ночную тишину нарушал лишь ровный, спокойный гул машины.

— Как велико должно быть все издание? — спросил Энгельс.

— Помнится, Дана писал, что пятнадцать томов.

Энгельс еще помолчал, и вдруг ему стало весело.

— На твоем месте, — сказал он озорно, — я предложил бы Дана поручить нам одним составить весь энциклопедический словарь. Мы бы с этим справились!

— И недурно бы еще, — в том же тоне подхватил Маркс, — предоставить нам полную свободу в выражении своих взглядов.

— О-о-о! — мечтательно воскликнул Энгельс. — Это была бы энциклопедия! Дидро и Даламбер от зависти перевернулись бы в гробах…

— Им было легче, — вздохнул Маркс.