Эоловы арфы

— Добрый вечер, господин Энгельс, — приветствовал его совершенно трезвым и потому столь странно звучащим здесь голосом знакомый бармен.

— Добрый вечер, Харпер! Как идут дела? Кажется, неплохо? Для клубов и ресторанов Англии настала пора расцвета.

— Да, сударь, наши доходы растут, потребление ликера и других крепких вин с каждым днем увеличивается, но, — Харпер смущенно пожал плечами, меня это все-таки как-то не радует… Они, — он кивнул в сторону зала, приходят сюда потому, что никто не может усидеть со своими заботами дома. Всем страшно. И кто глубже увяз, тот больше пьет и упорней старается развеселиться… Что выпьете?

— Стакан лимонада.

— О, я вижу, ваши дела прекрасны! — воскликнул бармен, открывая бутылку. — По тому, кто сколько пьет и что пьет, я безошибочно определяю сейчас положение его дел. Лимонад уже давно никто не просил. Да и вид у вас весьма далекий от уныния.

— Есть причины, старина, есть причины!

— А мне, господин Энгельс, как и им, страшно, хотя наши доходы растут. Мы все как на зачумленном корабле…

Энгельс выпил свой лимонад и шутливо крякнул, как после чего-то крепкого.

— Спасибо, Харпер. Пойду посмотрю, что делается в бильярдной.

— Кажется, там пусто…

Действительно, все три бильярда стояли без дела. На среднем, самом большом, лениво и бесцельно гонял шары старший сын Джемса Тернера — Джек, по прозвищу Жирный. Казалось, он был совершенно далек от тех кошмарных страстей, которые терзали сейчас посетителей этого дома. Увидев вошедшего, он оживился.

— На ловца и зверь! Сыграем, господин Энгельс?

Джек Тернер был известен как отличный игрок. Его триплеты и абриколи славились на весь Манчестер. Правда, он уже изрядно выпил, но это едва ли скажется заметно на игре, он почти всегда брал кий в руки именно в таком состоянии и почти всегда выигрывал. Во всяком случае, Энгельсу во встречах с ним еще ни разу не удалось избежать поражения. Несмотря на это, сегодня ему очень хотелось сразиться с отпрыском одного из первых богачей города и если не выиграть, то хотя бы потрепать ему нервы.

Энгельс ответил со смехом:

— Что с евнухом, что с женщиной играть — не все ль равно?

— С евнухом? — удивился Тернер.

— Это не о вас, разумеется, — сказал Энгельс, выбирая кий. — Так у Шекспира говорит Клеопатра, когда ей приходится решать дилемму, с кем играть: со служанкой или с евнухом. А вы — какой же вы евнух! Вы известны в городе совсем с другой стороны.

Тернер самодовольно улыбнулся.

— Но позвольте, — сказал он через несколько мгновений. — Клеопатра с кием в руках? Разве в античном мире бильярд был уже известен?

— Нет, конечно, — Энгельс достал монокль и вставил в правый глаз.

— Так чего же Шекспир дурачит нам голову?

— Подумаешь! — Энгельс сделал пробный удар по шару, выбранный кий ему понравился. — Велика важность. Если бы все люди, особенно сильные мира сего, допускали лишь подобные ошибки… Как играем?

— Пирамидку.

— Идет. Какая ставка?

— Меньше чем на пять фунтов я, как всем известно, не играю.

Тернер безбожно врал: больше чем фунт здесь никогда не ставили. А пять фунтов были немалой для Энгельса суммой — его недельным жалованьем. Но он, понимая, как шатка надежда на выигрыш, все-таки задорно воскликнул:

— Пять? Хоть десять!

— Десять? — Мелок, которым Тернер намазывал острие кия, хрустнул у него в руках и рассыпался. — Вы готовы поставить десять фунтов, играя против короля манчестерского бильярда?

— Готов, ваше величество! Мне всегда нравилось играть против королей.

— Ну-ну, — зловеще промычал Тернер.

Сделать первый удар досталось Энгельсу. Он не хотел осторожничать и хитрить, его подмывало желание созоровать, показать свое пренебрежение к противнику, и он сильнейшим клапштоссом — ударом в центр битка, при котором биток после столкновения с шаром останавливается, — разнес всю пирамиду.

Тернер удивленно взглянул на противника и лишь потом — на темно-зеленое поле. Странное дело! Шары разметаны по всему пространству, но, кажется, нет ни одного, который бы ложился в лузу легко и верно. "Везет нахалу", — подумал Тернер. Однако наметанный глаз вскоре кое-что выискал. Первый шар он положил в угол изящным карамболем, второй — в боковую лузу простым, но четко выполненным накатом. Но и Энгельс, когда пришла его очередь, с одного кия тоже забил два шара, сперва двенадцатый, потом восьмой. Сумма очков у него оказалась даже больше на четыре, чем у Тернера.

Привлеченные высокой ставкой выигрыша, вокруг собирались любопытные.

— Что с евнухом, что с женщиной играть — не все ль равно? — повторил Энгельс, намазывая мелом острие кия и большой палец левой руки.

Тернер посмотрел на него с раздражением и плохо ударил: верный шар не пошел в лузу. А Энгельсу снова повезло — он положил в угол очень трудный шар. Человек явно был в ударе.

Вскоре Тернер забил еще два шара, билей у него стало больше, но по очкам он продолжал отставать.

Вдруг в зале послышался какой-то шум, раздался звук падающих стульев, невнятные выкрики. Кто-то вбежал в бильярдную с возгласом:

— Господа! В клуб рвется толпа неизвестных людей! Нападение!