Эоловы арфы

— А Раштаттская крепость еще держится, — вдруг перебил его мысли Виллих.

— Да, они оказались настоящими героями, ее защитники. Кто мог этого ожидать?

Они еще помолчали, глядя широко открытыми глазами в небо.

"Где теперь Карл? — подумал Энгельс. — В Париже? В Лондоне? Удалось ли ему соединиться с семьей? Или семья по-прежнему в Бингене?"

— Послушай, — снова заговорил Виллих, — что, если нам двинуть завтра не на ту сторону Рейна, а обратно в Шварцвальд и по горным тропам, только ночью, добраться до Раштатта?

Энгельс, зная, что собеседник его не видит, широко улыбнулся: такой энтузиазм не мог не тронуть.

— Нет, Август, нет. Это чистейшая авантюра. Километров около двухсот по занятой неприятелем территории?.. Четыреста пятьдесят человек не иголка.

— Хорошо, ну тогда давай переправим завтра отряд в Швейцарию, а сами — туда!

Энгельс приподнялся и взглянул на Виллиха. В сумраке лицо его было напряженным и серьезным, в глазах то ли отражался звездный свет, то ли стояли слезы.

Энгельс снова откинулся на спину.

— Прости, но и это было бы авантюрой. Во-первых, мы отвечаем за отряд и не имеем права бросить его в чужой Швейцарии на произвол судьбы. Власти, как ты понимаешь, не будут к ним слишком любезны. А у них ни денег, ничего.

— Но защитникам Раштатта еще хуже, — тихо и хрипло выговорил Виллих. — У них, может быть, уже кончаются боеприпасы, и кончилась еда, и нет воды.

— Верно, возможно, все так и есть. Но, повторяю, на нашей совести отряд, с которым мы прошли всю кампанию, который верит нам.

— Бойцы поймут нас, если мы завтра им все объясним.

— Кроме того, — негромко, но твердо продолжал Энгельс, — более чем сомнительно, чтобы нам удалось пробраться в крепость, обложенную со всех сторон вот уже две недели. Я уж не говорю о том, что дойти до нее, даже вдвоем, тоже дело непростое.

— Я не узнаю тебя, Фридрих. Такая осмотрительность! Ты же смелый человек, я видел тебя в бою!

— В бою другое дело. Я могу рисковать и даже люблю риск, но меня никогда не восхищали авантюры. А ты предлагаешь именно авантюру, Август. Ты не учитываешь даже того, что несколько дней мы оторваны от мира, не знаем, какие там новости, и вполне может статься, что Раштатт за это время пал. Представляешь, мы, преодолев огромные трудности, добрались с тобой наконец до крепости, а там — пруссаки!

Виллих ничего не ответил, повернулся на бок и вскоре затих.

Ночь прошла спокойно.

Двенадцатого июля день с утра занимался такой же ясный и жаркий, как предыдущие. Леса и поля, облака и реки, дороги и тропы — все на земле и в небе было тихо, благостно и красиво, — все, кроме этих четырехсот пятидесяти человек, оборванных, уставших душой и телом, уставших той усталостью, что не проходит за ночь даже самого крепкого сна. Им, этим людям, предстояло в столь прекрасный день покинуть родину, оставив здесь свои разбитые надежды, и начать новую, неведомую жизнь на чужбине.

Конные дозорные донесли, что на пять километров в округе противника нет. Виллих приказал построить отряд. Строились медленно, нехотя, словно ноги у всех были налиты свинцом. Когда наконец построились, Виллих, Энгельс и еще три офицера вышли к середине построения. Виллих сделал два шага вперед, осмотрел нечеткие ряды и негромко начал:

— Солдаты! Борьба окончена, мы проиграли. Через полчаса вы покинете родную землю. Но пока мы здесь, на нашей земле, я хочу сказать вам несколько слов.

Он говорил тем же хрипловатым голосом, что и ночью. Бойцы слушали внимательно.

— Прежде всего вспомним тех, кого мы оставляем в этой земле. В суматохе отступления, в азарте боев нам далеко не всегда удавалось воздать им те почести, которые они заслужили. Так давайте же хотя бы теперь на последнем клочке немецкой земли, который еще принадлежит нам, почтим их память минутой молчания.

Виллих сдернул фуражку, утренний ветерок взметнул: его волосы, и Энгельс вдруг заметил у него сбоку две неяркие седые пряди. Вслед за командиром обнажили голову все. Ряды бойцов подтянулись в скорбном молчании. Стало так тихо, что каждый, казалось, слышал стук своего сердца.

Через минуту Виллих надел фуражку и продолжал:

— А еще я хочу вам сказать: спасибо за верную службу революции. Никто не знает, как сложится наша жизнь дальше, какие события впереди, но если нас ждет новая революция и новые бои, то я хотел бы встретить их вместе с вами. Спасибо, солдаты…

Виллих повернулся, и Энгельс увидел в его глазах тот же блеск, что поразил его во время ночного разговора.

— Скажи и ты. — Виллих кивнул в сторону отряда.

Что ж, пожалуй, надо. Эпгельс вышел на то место, которое только что занимал командир, и, немного помолчав, собравшись с мыслями, сказал: