Эоловы арфы

- О, вы могли их этим сильно разозлить! - подала голос долго молчавшая Елена.

- Еще как! - воскликнул Маркс. - Но вы же знаете, это его любимое занятие.

- Как, впрочем, и твое, - вставила Женни.

- Отчасти, - согласно кивнул головой Маркс. - Еще он назвал им и саксонского короля, и сардинского, и, конечно, герцогов Леопольдов - и баденского, и тосканского, и добрался даже до валашского господаря Георгия Бибеску, бежавшего из Бухареста за границу...

- И что же они на все это? - готовая вот-вот рассмеяться, спросила Женни.

- Что! Фридрих говорит им: вот вы же не осуждаете всех этих господ за то, что, поддавшись моде сорок восьмого - сорок девятого годов, они пустились в странствия, так почему же у вас вызывает подозрение наше желание попутешествовать? А ведь мы, говорит, гораздо более скромные путешественники: в отличие от названных лиц, мы странствуем лишь в пределах нашего любимого отечества.

Женни и Елена наконец рассмеялись.

- Чем же это кончилось?

- Тем, что дармштадтские мудрецы не знали, что с нами делать. Говорят: у нас есть основания подозревать, что вы участники восстания в Бадене и Пфальце. А улик никаких. Надо бы отпустить на свободу, а не хочется. И приняли дармштадтские мудрецы соломоново решение: отправим-ка их к мудрецам франкфуртским. На допросе во Франкфурте, - Маркс весело посмотрел на друга, - Фридрих то и дело донимал жандармского чиновника вопросом: "Скажите, а это правда, что Франкфурт - родина Гёте?" Тот его спрашивает: "Возраст?" Он отвечает: "Двадцать восемь" - и тут же: "Скажите, а это правда, что Франкфурт - родина Гёте?" Чиновник говорит: "Да... Ваше вероисповедание?" Фридрих отвечает: "Евангелическое". И опять: "Нет, это действительно, что Франкфурт?.."

Женщины снова засмеялись, смешливо хмыкнул и Энгельс.

- Так взвинтил беднягу, что тот уже не чаял, когда кончится допрос. Но Фридрих в конце ввернул ему еще и такое. Знаете, говорит, я все-таки не верю, что Гёте родился во Франкфурте, а вот тот факт, что в этом городе по приказанию Фридриха Второго арестовали, обыскали и продержали больше месяца под замком великого Вольтера, - этот факт не вызывает у меня никаких сомнений!

Женни даже хлопнула от восторга в ладоши.

- Это в самом деле так? - спросила Елена. - А почему Вольтер оказался во Франкфурте?

- Видишь ли, - Энгельс веселыми глазами посмотрел в веселые глаза Елены, - он года три жил при дворе Фридриха. Ведь тот считал себя тоже философом и поэтом. Вначале все шло хорошо, но потом Вольтеру, видно, эта комедия наскучила, и он стал насмешничать над королевскими любимцами. Самодержцу, конечно, не понравилось, он охладел к писателю и вскоре отпустил его. Но на другой день после его отъезда Фридрих с ужасом вспомнил, что у Вольтера остался черновик его поэмы, которая своим скабрезным содержанием могла скомпрометировать августейшего автора.

- Фридрих писал поэмы? - удивилась Елена.

- Представь себе! - сокрушенно покачал головой Энгельс. - Говорят, что даже Наполеон в молодости написал несколько романов. Писательская слава ужасно соблазнительна, это сущий яд... Так вот, послали за Вольтером погоню. Догнали его только во Франкфурте. Тут все это и разыгралось обыск, арест.

- Поэму отобрали? - спросила Елена.

- Да, вероятно. Впрочем, не знаю точно. Достоверно известно другое Вольтер пытался бежать из-под стражи, но не удалось.

- Если бы наш арест затянулся, мы бы последовали его примеру, и думаю, что под руководством Энгельса сумели бы избежать печального конца того побега.

- Слава богу, что до этого не дошло! - с облегчением вздохнула Женни.

- Не знаю, - проговорил Маркс, видимо увлекшись и забыв о положении жены. - Я бы все-таки хотел хоть раз в жизни совершить побег из-под стражи. Вольтер был тогда в два раза старше меня и все-таки дерзнул!

- Ах, как у тебя поворачивается язык! - взмолилась Женни.

- Не печалься, - сказал Энгельс. - Я опасаюсь, как бы судьба не предоставила тебе таких шансов в избытке. По количеству высылок ты, кажется, уже превзошел Вольтера.

- Возможно, но побег, согласись, это особая статья! - продолжал упорствовать Маркс.

Елена встала, с укором взглянула на Маркса:

- Я вижу, начались такие разговоры, что пора убирать со стола и ложиться спать.

- Да, время позднее, - с поспешной готовностью, выдававшей недовольство тем же самым, поддержала ее Женни. - Пора. Ведь завтра опять нелегкий день.

- Карл, - сказал Энгельс, тоже вставая, - пойдем перед сном пройдемся, подышим весенним воздухом.

- Идите, - согласилась Женни. - Только недолго - пока мы будем стелить постели.

На улице было не так темно, как это казалось из окна. Легко различались и дома, и палисадники, и ветви белой сирени в них. Теплая тихая ночь медленно плыла над городом. Со стороны Рейна иногда накатывали волны прохлады и речного запаха.

Друзья немного постояли, привыкая к темноте и безмолвию, потом не спеша пошли вдоль улицы.

- Какая благодать! - Маркс всей грудью вдохнул освежающий воздух. - И вымотался же я за эти дни...

Несколько шагов они прошли молча.

- Ты когда-нибудь купался ночью? - неожиданно спросил Энгельс.