Из прихожей послышался шум, говор, через несколько секунд дверь в комнату открылась, и вошел Энгельс.
- Слава богу! - с облегчением и радостью воскликнула Женни. - Как хорошо, что вы пришли!
- Что тут происходит? - спросил, поздоровавшись, Энгельс. - В прихожей толпится половина кёльнского гарнизона...
- Идите в другую комнату, - заторопил Маркс. - Там тебе Женни все расскажет, а ко мне пригласите господ военных.
- Может быть, нужна моя помощь? - допытывался Энгельс. Он, видимо, уже почувствовал, что в происходящем есть и нечто смешное. - Как-никак я служил в пехотно-артиллерийском полку и получил там звание гвардии бомбардира.
- Нет, нет, нет, - Маркс легонько теснил к выходу жену и друга. Пока я буду сражаться один. Вы же оба знаете, я люблю такие схватки. Ну а если придется туго, я вас позову.
Женни и Энгельс исчезли за дверью, а через некоторое время в комнату вошли незваные гости. Одному было уже, вероятно, под пятьдесят. Высокий, костистый, рыжеватый, он напоминал солдата из народных сказок. Второй гораздо моложе, темно-русый, статный, легкий. "Вероятно, мой ровесник", подумал Маркс.
- Разрешите представиться: капрал шестнадцатого пехотного полка Альфред Блох, - отчеканил старший.
- Доктор Маркс, - кивнул головой хозяин.
- Сержант того же полка Герман Эбнер.
- Доктор Маркс... Прошу садиться, господа. - Унтер-офицеры сели на стулья около письменного стола, а хозяин обошел стол и опустился в свое кресло. - Вы хотели меня видеть? Я перед вами. Что вам угодно? Что угодно от меня шестнадцатому пехотному полку?
- Не столько всему полку, господин Маркс, сколько его восьмой роте, мрачно сказал капрал.
- Восьмой роте? - с интересом переспросил Маркс.
- Да, восьмой, - решительно подтвердил сержант. - Мы имеем честь служить в этой роте под командованием капитана фон Уттенхофена.
- Уттенхофена? - опять переспросил Маркс с еще большим интересом.
- Капитана фон Уттенхофена, - поправил Блох, явно задетый тем, что его командира назвали так просто, только по фамилии. - Разве вы его не знаете?
- Может быть, где-то и встречал, но, признаться, не могу вспомнить. Маркс развел руками.
- Вот как! - возмущенно воскликнул Эбнер. - Даже не знаете человека, а клевещете на него.
- О, разговор становится серьезным! - Маркс поплотнее уселся в кресле, словно занял более надежную позицию.
Капрал расстегнул на груди мундир и достал из внутреннего кармана две газеты - одну уже довольно потертую, другую совсем свежую. Это была "Новая Рейнская".
- Позавчера ваша газета, - капрал щелчком толкнул ее по столу к Марксу, - написала, что капитан фон Уттенхофен спекулирует казенным топливом. Офицер его величества - спекулянт?
Маркс взял газету, развернул ее и быстро нашел на последней полосе в самом конце под чертой заметку. Едва взглянув на нее, он вспомнил, о чем она.
- А сегодня, - продолжал Блох, почему-то не передавая вторую газету Марксу, - в статье "Тронная речь" генерал Врангель назван неуклюжим вахмистром. Но этого мало, здесь оскорбляется вся армия: вы пишете, что ее организация, боеспособность и преданность выдержали серьезное испытание при облаве на членов Национального собрания Пруссии в ноябре прошлого года... Вы, господин Маркс, служили когда-нибудь в армии?
- Нет, не служил. В тридцать восьмом году меня освободили из-за болезни легких, а года через три признали вообще негодным к несению военной службы.
- Вот видите! - с укором подхватил капрал. - А берете на себя смелость судить обо всей армии.
- А вы, господин Блох, работали когда-нибудь в газете? - спокойно спросил Маркс.
- В газете? - изумился капрал. - Что мне там делать? Чего я там забыл?
- Вот видите! - стараясь повторить укоризненный тон собеседника, сказал Маркс. - А берете на себя смелость судить о ней.
- У нас демократия, - вставил сержант.
- Демократия, господа, не сводится к праву унтер-офицеров судить о прессе. - Маркс сильным щелчком отправил газету обратно к капралу. - Она также предполагает, в частности, право прессы судить об унтер-офицерах и даже генералах. Впрочем, я извиняю вам ваши слова о демократии ввиду необычайной новизны для вас этого предмета. Однако позвольте окончательно уточнить, от чьего же имени вы ко мне пожаловали - от имени восьмой роты или шестнадцатого полка, от имени генерала Врангеля или всей прусской армии?
- Мы пришли от восьмой роты, - сурово сказал Блох. - Надеемся, перед остальными вы ответите в будущем особо.
- О будущем, капрал, вы знаете, вероятно, не больше, чем ваш коллега о демократии, и это, конечно, вас тоже извиняет. - Маркс как бы в прискорбии и сочувствии склонил голову. - Ответьте лучше, что же вы от меня хотите?
- Прежде всего мы хотим заявить вам, что вся восьмая рота чувствует себя оскорбленной вашей заметкой. - Капрал произнес эти слова, по всей видимости, так, как произносил в свое время слова присяги.
- Только подписи всех солдат, унтер-офицеров и офицеров восьмой роты могли бы убедить меня в правильности вашего заявления, - сказал Маркс.
- Мы представим эти подписи! - тотчас отозвался сержант.