Эобара

Проходя мимо, Леонид автоматически скользнул взглядом по обоим, осознавая их. Старушка, несмотря на тяжеленный порок сердца, не вызвала у него ни малейших эмоций, – в ближайшие дни она точно не собиралась помирать. Чего нельзя было сказать о сыне, недружелюбно смотрящим на доктора из-под неопрятных кустистых бровей.

Леонид сделал ещё один шаг, концентрируя всё своё внимание на мужчине, и даже успел почувствовать совершенно чужую, но при этом застарелую боль в левом колене, открыл рот, тщетно пытаясь что-то сказать…

Его раздавило, расплющило, разметало по сторонам, протащило сквозь гигантскую мясорубку, швырнуло в воздух, вбило в землю сквозь пять этажей… В голове вспыхнула и погасла сверхновая звезда, тело исчезло, успев перед этим сгореть в невидимом огне, а что-то иное, забившееся в самый дальний и тёмный уголок, было вырвано оттуда и выкинуто во тьму…

Где во всём своём тошнотворном великолепии посреди чёрной пустоты переплетались, подобно червям в банке на берегу рыбной реки, тысячи белёсых нитей…

– С добрым утром, красавица – хрипло поприветствовал Леонида Цербер, он же Василий Михайлович – заведующий отделением реанимации, обладатель чудовищного характера, сиплого лающего голоса и при этом, как часто бывает, доброго и отзывчивого сердца. Учитель и непосредственный начальник.

Леонид не спешил открывать глаза. Вначале он тщательно проанализировал своё состояние. Он, без сомнения, был жив, как минимум на это указывали колючий плед, неприятно касавшийся подбородка, и затёкшие от неудобного положения ноги, закинутые кем-то (очевидно, Цербером) на стену. Сердце глухо билось в ушах, выдавая под полторы сотни в минуту, неприятные спазмы сводили живот.

Но он был жив. И это, конечно же, радовало.

Вот это и случилось… первый раз, – подумал Леонид. До сегодняшнего момента он всегда умудрялся в своих предчувствиях избегать крайней точки, «спрыгивая» в самую последнюю секунду, успевая понять, что станет причиной смерти, но при этом не попадая непосредственно в сам процесс умирания. Сегодня не получилось.

Василий Михайлович многозначительно откашлялся. Леонид открыл глаза. Он лежал на диване в кабинете заведующего, Цербер сидел рядом, на приставленном стуле.

– Там… мужик… в коридоре… с мамой… – в отличие от тела, язык всё ещё предпочитал думать, что он мёртв и пребывал в состоянии мерзкого куска студня.

– Свалил, стоило тебе грохнуться. Орал почти как ты, только более связно. Вероятно, – хмыкнул Цербер, – зрелище бьющегося в конвульсиях доктора сильно снижает веру в родную медицину. Причём даже не удосужился о тебе кому-нибудь сообщить, урод! Хорошо, что Леша мимо шёл, всё увидел.

– Надо его найти, – кое-как язык начал подчиняться воле хозяина. – Срочно!

– Именно его? Не мать?

– Мужика. Там аневризма с грецкий орех в голове. Завтра рванёт.

Василий Михайлович хмыкнул:

– Интересные дела. Я-то на мать его грешил, – Цербер покачал головой. – Не найти его, Лёнь. Я уже поспрашивал. К кому приходил – непонятно, кто это вообще был – тоже никто не знает. Увы!

– Плохо, – вздохнул Леонид и, сбросив плед, сел на диван. С каждой секундой самочувствие становилось всё лучше. – Мне надо принять смену, – с напором заявил он заведующему.

Василий Михайлович скептически сощурился:

– Сначала к неврологам прогуляйся, пусть на тебя посмотрят.

– Но вы же знаете….

– В том то и дело, Лёнь, – покачал головой заведующий, – что ничего я не знаю. Как, скажи, мне допускать к работе доктора после десятиминутного обморока?

Леонид прикусил губу и пожал плечами:

– Но работать-то всё равно некому. А со мной действительно всё в порядке.

Глаза Цербера смотрели грустно:

– Не в порядке. Ничего с тобой Лёнь не в порядке, и я думаю, надо нам об этом поговорить.

С кряхтением Василий Михайлович поднялся со стула, стоящего у дивана, и пересел за рабочий стол.

Леонид вздохнул и переместился с дивана на стул. В конце концов, рано или поздно этот разговор должен был состояться. Больше всего расстраивало странное поведение заведующего.

Кто-кто, а Василий Михайлович к семидесяти годам прекрасно научился не скрывать эмоции, не копить стресс, а выражать всё чётко, предельно громко и обычно нецензурно.

Не раз стены отделения сотрясались от гневных криков заведующего. Воздух дрожал, нервно дребезжали флаконы в шкафах, медсестры прятались по углам, а находящиеся поблизости пациенты предпочитали вернуться в коматозное состояние только чтобы избежать контакта с вошедшим в раж заведующим реанимацией.

Породистое, покрытое густой сетью морщин лицо краснело. Роскошный римский нос, своими синими прожилками схожий больше всего с картой дельты Нила, дул ноздри. Слюна летала в воздухе.

Но сейчас Цербер нервно стучал по столу карандашом и поминутно поглядывал в окно, словно надеясь, что кто-то залетит оттуда и спасёт его от необходимости говорить на темы, которых бы он предпочёл никогда не касаться.

2.Леонид чётко помнил, когда впервые у него «прорезалась» его способность, его особенность, его… дар?

Это был тот же год, когда к нему вернулись позабытые детские кошмары – сны о нитях и пустоте.