У Ломакина куда-то пропал весь охотничий азарт; он согласно кивнул, закрыл дверь и пошел следом за Писателем.
В гостиной они сели за стол, налили по рюмочке.
— С самого начала мне все это ужасно не нравилось. Но я должен был честно отработать свой гонорар, — Писатель показал перстень. — Вещь-то дорогая. Я приехал к Грязнову; Светланы дома не было. Он показал мне весь дом и объяснил, чего хочет. Рассказал про завещание, про финансовые документы… Когда мы были в спальне, он произнес такую фразу: "Видишь, сколько кругом корвалола? Это она меня разжалобить хочет; ноет, что сердце у нее болит — от моей несправедливости." Он засмеялся, а потом вдруг добавил: "Подсыпать бы ей туда чего-нибудь…" Я подумал, что это — шутка. А он вдруг неожиданно оборвал разговор и говорит: "Я хочу, чтобы после нашего шоу она пила бы этот корвалол бутылками!"
— У-у-у, — понимающе протянул майор. — Вот оно что.
— Видите ли, — продолжал Писатель. — Я долго думал: ведь если он хочет развестись с женой, то должен отдать ей половину всего имущества. А это — немалые деньги. Вряд ли Грязнов так просто бы с ними расстался; он за рубль и воробья в долине загоняет. Грязнов замыслил что-то недоброе. Еще вот какие соображения у меня имеются: ведь он собирался жениться на Людмиле? А Людмила-то — врач. Она хорошо разбирается в ядах. И вообще — очень хладнокровная женщина. Понимаете, к чему я веду?
Ломакин кивнул.
— Когда Грязнова убили в первый раз, Светлана испугалась. Я попросил Людмилу отвести ее наверх и дать чего-нибудь успокаивающего. Она напоила ее корвалолом. Но! Заметьте, ничего не случилось. Потом они спустились в гостиную. И теперь корвалол потребовался моей жене. Я ходил в спальню Светланы вместе с Людмилой, и мы забрали этот пузырек. Он и сейчас в нашей комнате; жена его почти весь выпила; и совсем не отравилась. А у Светланы-то остался другой! Вам это о чем-нибудь говорит?
— Незаметно подкинула? — сурово сдвинул брови Ломакин.
— Точно. Картина вырисовывается такая: Грязнов хочет жениться на Людмиле; но отдавать деньги ему вовсе не хочется; с помощью Людмилы он готовит убийство жены; а этот бал-маскарад нужен только для прикрытия. И все бы у них получилось, но они не учли характер Светланы. Видимо, вредная баба решила: "Так не доставайся же ты никому!", улучила момент, когда никого не было, вошла в кабинет, и — ба-бах! Готово дело. Опередила муженька. Но ненамного. Она поднялась к себе в спальню, выпила корвалола: чтобы успокоиться, и — отправилась следом! Уже, наверное, догоняет его.
Майор одобрительно хмыкнул:
— Ты хоть и Писатель, а голова у тебя работает!
Писатель скромно поклонился:
— И теперь — последнее. В этом доме — два трупа. Муж и жена. Один другого стоит. Их уже не вернешь. Но давайте мыслить реально: по завещанию Людмила становится самым богатым человеком в Энске. Это факт. Если представить дело таким образом, что Светлана убила Грязнова в состоянии аффекта, а потом отравилась сама… В этом случае, я думаю, вы можете рассчитывать на благодарность со стороны Людмилы. А я? Я — человек маленький. Я буду молчать… Мое дело — фантазия. Вымысел… В реальности я не силен.
Ломакин внимательно оглядел Писателя, подвинул два стакана, наполнил их до краев. Они выпили, не чокаясь.
— Я полагаю: то, что вы сейчас сказали, является единственно правильной версией происшедшего, — официальным тоном заявил майор. — Благодарю за помощь в проведении расследования. Я иду вызывать оперативно-следственную группу.
Качнувшись, он встал из-за стола и пошел в прихожую. Там был телефон…
Необходимое послесловие, без которого мало что понятно, и которое еще больше все запутывает
На этом рукопись обрывалась. Триста страниц машинописного текста в дешевенькой серой папке — и все!
Не знаю, как вам, а мне рукопись очень понравилась; я прочитал ее за один вечер. (Если быть точным — за один вечер и одну ночь.)
Как она попала ко мне — это отдельная история: не менее загадочная и неправдоподобная, чем те, что описаны выше.
Вряд ли я смогу рассказать ее так же ярко и живо, как неизвестный Автор; поэтому не буду даже и пытаться. Приведу одни только факты.
Однажды мне случилось быть в окрестностях Коптевского рынка; там по выходным дням работает барахолка. Продавцы расстилают тряпки прямо на земле и раскладывают на них свой товар. Товар большей частью уникальный: старые вещи, монеты, книги. Помнится, я приехал, чтобы купить себе галифе из настоящего черного сукна, и к ним — кожанку, какие носили комиссары в тридцатых годах. Скажу сразу: галифе я так и не нашел, а кожанку — отыскал-таки. И, кстати, в очень хорошем состоянии. Стильная вещь, рекомендую. Но речь сейчас не о ней.