Энси - Хозяин Времени (ЛП)

Ничего себе! Кирстен — сестра человека, которого я знаю. Такая идея мне никогда даже в голову не могла прийти. Я опять едва не выдал очередную порцию заики-поросенка, но взял себя в руки и проговорил:

— Так можно войти?

— Конечно заходи.

Кирстен позвала Гуннара, сообщив ему, кто пришел. Я вздрогнул при звуке моего имени, слетевшем с ее уст. Надеюсь, она не заметила.

Гуннар никак не отозвался; единственное, что я слышал, были лишь отдаленные звенящие удары.

— Он на заднем дворе, работает над... этой фиговиной, — сказала Кирстен. — Пройди через кухню — там есть выход.

Я поблагодарил, стараясь не прикипать взглядом к какой-либо части ее тела, и углубился в дом. Проходя через кухню, увидел их маму — более зрелый и более пышный вариант Кирстен.

— Привет! — сказала она мне, подняв голову от овощей, которые чистила в раковине. — Ты, должно быть, друг Гуннара. На обед останешься?

Она разговаривала с сильным акцентом, чего я никак не ожидал; ведь в речи как Гуннара, так и Кирстен акцент практически не ощущался.

«На обед?» — задумался я. Ведь это означает, что я окажусь за одним столом с Кирстен! При этой мысли у меня в голове зазвучал голос моей мамы, напоминающий, что мои навыки обращения со столовыми приборами — на уровне орангутанга. Каждый раз, когда она утверждает это, я отвечаю, что в слове «орангутан» на конце нет «г», после чего начинаю запихиваться едой на манер низшего из приматов. Видите ли, моя последняя девушка, Лекси, была слепа, и для нее не имело ни малейшего значения, как я ем. Единственное, что выводило ее из себя — это когда я шкрябал вилкой по зубам; поэтому, пока я ел беззвучно, все было в порядке — можно было хавать как обезьяна.

Вот так и получилось, что благодаря собственному упрямству я так и не научился ловко управляться со столовыми приборами. Кирстен достаточно будет лишь взглянуть, как я держу вилку и нож, и она свалится под стол от смеха, а потом передаст эту информацию всем высшим формам жизни, с которыми водит дружбу.

Я понимал: если буду слишком долго раздумывать, то либо отмажусь от обеда под приличным предлогом, либо у меня лопнет голова. Поэтому я бухнул:

— Да, конечно, останусь на обед.

А с последствиями я как-нибудь разберусь позже.

— Энси, это ты? — позвал Гуннар с заднего двора, откуда раздавались звонкие удары.

— Может быть, — тихо произнесла миссис Умляут, — тебе удастся оторвать его от этой штуки, которую он мастерит.

Гуннар и вправду трудился над... иначе как фиговиной это не назовешь. Сначала я подумал, что это что-то для нашего совместного проекта «Гроздья гнева». Фиговина представляла собой каменное изваяние. То ли гранит, то ли мрамор — я не разбираюсь. Гуннар откалывал кусочки, ударяя молотком по резцу. Пока что он недалеко продвинулся своем художестве — прямоугольная плита по-прежнему оставалась прямоугольной плитой.

— Эй, Гуннар, — окликнул я его. — А я и не знал, что ты скульптор.

— Я и сам не знал.

Он продолжал стучать по камню. Вдоль края плиты вырисовывались неровные буквы: «Г-У-Н». Он уже работал над второй «Н». Я рассмеялся:

— Знаешь, по-моему, сначала надо высечь изваяние, а потом уже подпись.

— Это не того рода изваяние.

На полное осмысление картины мне понадобилось несколько секунд; и когда я понял, над чем трудится Гуннар, у меня вырвалось одно из тех слов, за которые мама отвешивает свой фирменный подзатыльник.

Гуннар высекал собственный могильный камень.

— Гуннар... но это... просто жесть какая-то...

Он сделал шаг назад и полюбовался своим творением.

— Это не жесть, это гранит. Буквы, правда, не очень четкие, но так даже лучше для общего эффекта.

— Я не это имел в виду.

Он посмотрел на меня, узрел выражение моего лица — должно быть, не очень-то приятное — и сказал:

— Ты прямо как мои родители. Какая-то нездоровая установка. Тебе известно, что в Древнем Египте фараоны начинали строить себе усыпальницы, когда были еще совсем молодыми?

— Ну да, но ты же не египтянин, ты швед, — напомнил я ему. — В Швеции нет пирамид.

Он закончил высекать второе «Н».

— Это всего лишь потому, что викинги не умели работать с камнем.

Я поймал себя на том, что невольно ищу, как бы смыться отсюда. Неужели я все-таки принадлежу к типу «не в моем воздушном пространстве»?

И тут Гуннар заводит бодягу про похоронные ритуалы в истории человечества. Например, как жители Борнео засовывали своих покойников в большие керамические горшки, которые устанавливали у себя в хижинах. Пожалуй, это похлеще любой пурги, которую я когда-либо гнал своей сестренке про наш подвал. Короче, когда раздается возглас мамы Гуннара: «Обед готов!» — меня уже едва не выворачивает, и я только молюсь Создателю, чтобы она не подала нам жаркое в горшочках — мало ли, какое в них содержимое...

— Жизнь взаймы, Энси, — проговорил Гуннар. — Я живу на одолженное время.

Вот еще глупость. Его время никакое не одолженное, оно его собственное — по крайней мере, еще шесть месяцев. Согласитесь — их можно потратить на куда более интересные вещи, чем высекание собственного надгробия.

— Слушай, заткнись, а? — сказал я.

Он взглянул на меня с обидой: