Енот-потаскун

Докурив, я медленно подошел к машине, открыл дверь, шлепнулся на сиденье и сказал, на автомате потянувшись за ремнем:

— День добрый. Ездить вы, девушка, не умеете, парковаться тоже, но это попра…

Тут я пристегнулся, поднял глаза и вместо того, чтобы закончить фразу, только и смог выдавить:

— Твою ж мать!..

12. Наталья

Заявление в районный суд подать не удалось. Дойдя до места «муж на развод не согласен», тетка с лакированной прической посмотрела на меня, как Ленин на буржуазию, и процедила сквозь губу:

— Вам в мировой суд.

Спасибо хоть сказала, что идти надо по его месту жительства, а не моему, еще бы и оттуда спровадили. В мировом отсидела очередь, но все-таки подала. Ощущение было очень странное. Вроде бы, еще ничего не сделала, но… Как будто одной ногой уже переступила через границу.

Сашка больше не объявлялся, сама я ему тоже не звонила. Через месяц пришла повестка в суд. Все действо не заняло и пяти минут, дольше в коридоре сидела. Узнав, что ответчик не явился, судья, не моргнув глазом, перенесла заседание. До этого я уже успела перечитать пол-интернета и знала, что многое зависит именно от судьи. Кто-то может и после первой неявки развести, а кто-то добросовестно мурыжит до третьей. Не могу сказать, что была удивлена или сильно разочарована, но досада все равно грызла, вялая и прилипчивая.

Мне казалось, что я провалилась в какое-то безвременье. Жизнь шла за периметром, а я замерла на одном месте. Все повседневное словно засасывала какая-то воронка, без следа. Это было похоже на затяжную болезнь, которая проходила, но очень медленно. Я вспоминала о том хорошем, что у нас было с Сашкой, и становилось так больно, что он все убил. Потом вспоминала обо всем плохом и пыталась радоваться. Что все кончилось. Что у нас нет детей. Но радоваться получалось так себе.

С Федором мы встречались когда два, когда три раза в неделю. Ходили в театры, на выставки, в рестораны, ездили за город. С ним было хорошо, спокойно. И интересно. Он мне нравился, и я очень надеялась, что из этого со временем вырастет нечто большее. Не сейчас. Когда с Сашкой все закончится по-настоящему.

Ольга к этому предприятию отнеслась с сомнением с самого начала.

— Нат, — вздохнула она, когда я рассказала ей о нашем первом свидании. — Прости, это безнадега. Хотела б я ошибиться, конечно, но…

Мне тоже хотелось, чтобы она ошиблась. В конце концов, разве не бывает так, что чувства появляются со временем, когда люди лучше узнают друг друга?

Как-то я мыла руки в туалете и услышала разговор медсестры Алены и уборщицы Даши, стоявших в коридоре.

— Учись, Дашка, как устраиваться по жизни надо. Вон Матвеева — ни кожи, ни рожи. Один денежный мужик ее запустил с ноги, так она не успела еще развестись, а уже другого подцепила.

— Не говори! — поддакнула та. — Повозилась с шавкой паршивой — и в дамки.

А всего и надо-то было Федору один раз заехать за мной в клинику. Допустить, что от денежного мужика можно самой сбежать, теряя тапки, им, похоже, в головы не приходило. Ну что ж… Маму вон тоже клинило почем зря. С одной стороны, ей не нравилось, что Сашка, по ее деликатному выражению, грубо со мной обращался. А с другой все равно надеялась, что мы помиримся. С нее-то папа всю жизнь пылинки сдувал, она и представить себе не могла, что бывает иначе. То есть могла, конечно, но в какой-то очень отвлеченной теории.

Тошка утешал как мог. К осени он еще больше раздобрел, несмотря на то, что я старалась его не перекармливать. Есть такие еноты, которым хоть три орешка дай, все равно будут жиреть не по дням, а по часам. Впрочем, даже шариком Тошка не стал меньшим пакостником. Стоило только выпустить из клетки, он немедленно начинал что-то драть или стирать. Или тащил все, что не было прибито. Иногда хотелось его отлупить, но Тошка смотрел на меня такими глазами, что рука с пластиковой бутылкой, которой он боялся больше всего на свете, опускалась сама собой.

Он забирался на диван, карабкался на колени, обнимал за шею, тыкался в ухо мокрым носом, и все мои проблемы казались уже не такими безнадежными.

Все будет хорошо, словно говорил он. И я вспоминала Вертинского. «Как-нибудь проживем».

Выйдя из зала суда после несостоявшегося заседания, я села в машину и проехала всего два квартала, а потом зазевалась и вылетела на перекресток на желтый. Наперерез уже тронулся какой-то торопыга, и мы с ним лишь чудом не столкнулись. Но затор образовался мгновенно, да такой плотный, что выехать с перекрестка удалось только минут через десять. Что орали мне из других машин, лучше не вспоминать. Хотя, если подумать, торопун на джипе был виноват не меньше, а то и больше.

Когда я рассказала об этом Федору, он страдальчески поморщился:

— Наташа, извини, но… может, тебе и правда пойти поучиться? Я видел, как ты ездишь…

Пауза даже не намекала, а в полный голос вопила: ужасно ты ездишь, Наташа.