Эннеады

13. Ни ум, ни происходящая от него душа, повторяем, не суть абсолютно-простые сущности, но объемлют в себе всю полноту и все разнообразие сущностей, которые конечно просты, то есть, не сложны, насколько представляют собой /сверхчувственных/ начала и энергии, ибо там /в ноуменальном мире/ энергия тех сущностей, которые занимают последнее место, просты /также индивидуальны/, а энергии занимающих первое место, всеобщее, всеобъемлющее. Так, что касается преде всего ума, то конечно движение его есть всегда одинаковое и тождественное, но не такое, чтобы каждый акт его был тождественен с каждым другим и представлял собой одну неделимую /особую и самостоятельную/ часть, а также, что каждый акт его /будучи отличным от каждого другого, в то же время/ содержит в себе многое, все, поскольку тут даже то, что есть часть, вовсе не есть абсолютно простое единство, но единство делимое до бесконечности. Конечно, в этом своем движении, ум как бы проходит известный путь от какого-нибудь начального до какого-нибудь последнего пункта, но неужели то, что полагается им в середине между этими двумя пунктами, есть нечто столь же однообразное, как например, линия, или односоставное, не обладающее различными свойствами тело?! Что за честь и слава для ума, если бы в самом деле было так? Ибо ясно, что если бы ум не простирался /своей деятельностью/ на разнообразие, если бы постоянно нечто иное, или новое не влекло, не будило его к /проявлению/ жизни, то он не был бы актуальной энергией и состояние его ничем не отличалось бы от бездействия, а если бы деятельность его однообразная и могла каким-нибудь образом быть постоянной, то все же это /однообразие деятельности/ означало бы, что он обладает только одним видом, одной формой жизни, а не жизнью универсальной, всеобъемлющей. А так как ему надлежит жить всяческой жизнью, - обладать жизнью везде и отовсюду, так чтобы в нем не оставалось ни одного пункта не живого, то ему необходимо и двигаться, или быть движимым ко всему /что должно существовать, жить/. Понятно, что всякий раз, как он совершает одно единственное известной формы движение, он производит только одну единственную сущность или становится едино с ней, пока не переходит ни к какой другой, а коль скоро переходит к какой-либо другой сущности, то /в этом новом акте/ он сам становится этой другой, и таким образом /вместо одной/ оказываются две сущности. Если бы эти две сущности были совершенно тождественны, то это значило бы, что сам ум не выступил в них из своего единства /т.е. после акта, положившего первую из них, не совершил другого акта для положения второй/; а так как на самом деле каждые такие две сущности всегда необходимо различны, то ум, движимый стремлением к разнообразию, полагает всегда вслед за ними новую третью сущность, подобно им содержащую в себе вместе с элементом тождества и элемент различий инаковости. Так как каждая происходящая сущность состоит из этих двух элементов, то природа каждой есть вместе и тождественная /сама с собой/ и инаковая /отличная от всех прочих/, и эта инаковость простирается не на то, или другое нечто, а на все без исключения, как в свою очередь и тождество простирается на все. А если так, если все в одинаковой мере и тождественно и инаково, то ясно, что ничто не изъято из подчинения принципу инаковости, сущность которого в том и состоит, что он во всем проявляется все иначе и иначе. Вопрос в том, как можно и должно мыслить бытие всех сущностей, как инаковых? Если допустим, что они предшествуют уму, то это равносильно признанию, что отношение к ним ума есть /не продуктивное и даже не активное, а/ чисто пассивное и зависимое. А так как это немыслимо, то необходимо что ум произвел всех их или правильнее сам был от начала совокупностью всех их. Итак, бытие сущностей не мыслимо без действующего ума, который каждым своим актом полагает все иное и иное и как бы движется по всем возможным путям, хотя конечно, движется всегда в самом себе, как и подобает природе истинного ума, - движется всегда в самих этих различных сущностях, то есть так, что с каждым его движением совпадает такая или иная сущность. Так как ум везде - на всем этом пути один и тот же, то движение его имеет характер непрерывности и постоянства и совершается оно по полю истины, нигде не выступая из границ его: ум занимает все это поле, которое сам же создает, чтобы иметь в нем как бы место для своего движения, и это место тождественно с тем, кому и чему оно служит местом. Но это поле вместе с тем представляет обильное разнообразие путей для движения, потому что если бы оно не было всеобъемлющим и разнообразным, тогда на нем в том или другом пункте должна была бы произойти остановка движения, а между тем для ума остановка движения равносильна остановке мышления и допущение, что ум остановился в своем движении, равносильно допущению, что он перестал мыслить. А так как это немыслимо, так как мышление /от вечности и всегда/ существует, то это значит, что оно находится в непрерывном движении, в действии, которым производит и как бы наполняет собой всю совокупность существ, почему и наоборот - вся совокупность существ представляет в себе всю полноту мысли /т.е. идей/, а с полнотой мысли также и всю полноту жизни /души/, которая /подобно мысли ума/, будучи подчинена началу инаковости в такой же мере, как и началу тождества, производит после одной /формы/ жизни другую, после другой третью и т.д., постоянно разнообразя свои создания и творя все новое и новое, совершая движение от жизни к другой жизни, от одного рода и вида живых существ к другому /оставаясь однако при этом все одной и той же жизнью/ подобно тому, как путник, двигающийся по земле, хотя встречает на ней разнообразие всяческих вещей, но имеет под ногами и перед глазами все одну и ту же землю. Там /в сверхчувственном мире/ жизнь, которой все живет, везде одна и та же, но она не однообразна: она тождественна, насколько она пульсирует во всем одинаково, она и разнообразна, насколько в своем движении проходит через различные формы; она оживляет различные сущности, но оживляет всех их одинаково /т.е. непрерывно и неизменно/. Если бы эта тождественность движения и действования простиралась не на многоразличное /а на одинаковое, тождественное/, тогда, повторяем, и сам ум не мог бы быть деятельным, актуальным, и, значит, /в мире/ совсем не было бы актуальной энергии. Но в том и дело, что ум содержит в себе все многоразличие /идей, сущностей/, и только благодаря этому обстоятельству сам есть всецелый, всеобъемлющий, а без этого он не был бы таковым. А если так, если ум поэтому именно и есть всеобъемлющи, универсальный, что он есть все /сущее/, то понятно, что нет и не может быть ничего такого, что не вошло бы как нужный член в эту всеобъемлющую полноту бытия, а равно и ничего такого, что не было бы иным, чем все прочее, и что самыми своими отличительными особенностями не служило бы полноте всего единого целого. Напротив, если бы не было в уме этого многоразличия, и все было бы тождественно между собой, то это значило бы, что он обладает таким несовершенным существом, в котором недостает самых главных основ для полноты и гармонии его природы.