Кейв, извинившись, пошел звонить в Адмиралтейство. Шифроаналитики остались одни. В другом конце барака послышалась отдаленная трескотня — машины типа «X» начали свой рабочий день.
— Это, д-должно быть, Д-д-дельфин, — сказал Пинкер. — С твоего позволения, Г-г-гай?
Логи жестом отпустил, и Пинкер поспешно вышел из комнаты.
— Сейчас бы четырехбарабанную бомбочку, — простонал Праудфут.
— Ладно, старина, у нас ее нет, посему не будем терять времени на нытье.
Опиравшийся о стол Крамер выпрямился. Расхаживать по комнате не позволяла теснота, так что он выплеснул все эмоции, стуча кулаком о ладонь левой руки.
— Проклятье! Чувствовать себя таким беспомощным. Полтора суток. Жалких, черт побери,
Заговорили все разом.
— О, да.
— Помните?
— Это Том.
Джерихо не слушал. Где-то в глубине подсознания еле ощутимо шевельнулось что-то неподвластное осмысленному анализу. Что это было? Воспоминание? Ассоциация? Чем больше он старался сосредоточиться, тем легче оно ускользало.
— Том?
Он вздрогнул от неожиданности.
— Том, лейтенант Крамер спрашивает тебя, — потеряв терпение, объяснил Логи, — как мы одолели Акулу в прошлый раз.
— Что? — раздраженный тем, что прервали его мысли, переспросил Джерихо. Махнул рукой. — А-а, Деница произвели в адмиралы. Мы предположили, что в штабе подводного флота пляшут от восторга и на радостях слово в слово передадут официальное сообщение Гитлера на все подводные лодки.
— И передали?
— Да. Получилась хорошая шпаргалка. Мы запустили на нее шесть бомбочек. Но даже тогда нам потребовалось почти три недели, чтобы прочесть радиообмен за один тот день.
— С хорошей шпаргалкой? — пораженно переспросил Крамер. — Шестью машинами? И
— Это следствие четырехроторной Энигмы.
— Жаль, что Деница не повышают в звании каждый день, — пошутил Кингком.
— Если так пойдут дела, может, станут повышать, — мгновенно среагировал Этвуд.
Смех на короткое время отвлек от мрачных мыслей. Этвуд, похоже, остался доволен собой.
— Хорошо, Фрэнк, — похвалил Кингком. — Ежедневное повышение. Очень хорошо.
Не смеялся один Крамер. Сложив руки на груди, он уставился на кончики начищенных до блеска ботинок.
Стали обсуждать предложение де Брука, которое последние девять часов прокручивали на двух машинах, однако методика была, как отметил Пак, безнадежно асимметричной.
— Ладно, у меня по крайней мере есть какая-то идея, — обиделся де Брук, — а это больше, чем у тебя.
— Это потому, дорогой Артур, что если у меня появляется кошмарная идея, я держу ее при себе.
Логи хлопнул в ладоши.
— Друзья, давайте-ка держаться конструктивной критики.
Разговор вяло продолжался, но Джерихо давно ничего не слышал. Он снова мысленно гнался за фантомом, отыскивая произнесенные за последние десять минут слова, фразы, которые могли бы помочь вызвать его к жизни. «Диана», «Губертус», Магдебург, заслон пикетов, радиомолчание, сообщение о контакте…
Сообщение о контакте.
— Гай, где ты держишь ключи от Черного музея?
— Что, старина? А-а, в столе. В правом верхнем ящике. Эй, куда ты? Постой минутку, я еще не закончил с тобой…
Какое облегчение выбраться из барачной тесноты и духоты на свежий холодный воздух. Джерихо засеменил по склону к особняку.
В эти дни он редко заходил в этот большой дом, но когда ему доводилось здесь бывать, то он напоминал ему старинный помещичий особняк из повестей двадцатых годов о таинственных убийствах