В дверях машинного отделения показалась процессия: начальник цеха в коричневой куртке, двое юнцов в строгих костюмах в жилочку и шестидесятилетний местный депутат парламента, ответственный то ли за почтовые переводы, то ли еще за что-то, — седой, дерганый, будто не спал несколько недель, он беззвучно ступал подошвами из микропоры и что-то говорил, жестикулируя, главе своей партии.
Глава, в клетчатом шерстяном костюме, шагала нарочито «от бедра», чуть наклонив голову набок — сочетание стремительности и выдержки, порождавшее трепет и в европейских канцеляриях, и в лачугах Буэнос-Айреса.
Встав на значительном расстоянии от остальных, она поведала прессе о достоинствах местного кандидата-почтовика. Потом переключилась на Европу, экономику и необходимость снизить налоги. Когда она заговорила о лейбористах, ее голос внезапно сменил частоту: взамен нормальной модуляции пошли короткие волны, возможно нравящиеся собакам, но невыносимые для ушного нерва человеческой особи. Причем стояла она, на беду, под плакатом: «Не забудь надеть защитные наушники!»
По завершении речи сторонники демонстративно зааплодировали; журналисты, чей профессиональный кодекс требовал беспристрастности, угрюмо продолжали держать руки в карманах.
Кое-кто из местных работяг стал задавать каверзные вопросы насчет городской больницы, школ и прочего. Все ответы сводились к тому, какой у них замечательный депутат, который обязательно победит. Так и слышалось: пусть только попробует проиграть.
Позже я сумел с ней поговорить пару минут с глазу на глаз.
— А это Майкл Уотсон, — широко улыбнувшись, сказал молодой партийный функционер, подведя меня к премьеру, которая сидела, сдвинув колени, на диване в кабинете директора фабрики.
Я опустился на жесткий стул напротив дивана.
— Вы много читаете? — начал я.
Она покосилась на распорядителя. Ее шевелюра напоминала мочалку из тонкой проволоки, волосы жидковатые, зато налаченные. В их колере я с изумлением отметил оранжевый тон.
Чуть улыбнувшись, она вздохнула, вскинула голову и милостиво кивнула, точно кардинал, решивший, что пилигрим заслужил индульгенцию. В личном разговоре голос у нее оказался нежным и низким, в женщинах это очень привлекательно.
— Я люблю биографии. Недавно прочла биографию Дизраэли. Хотелось бы читать больше, но нет времени.
— Вы верите в Бога?
— У нас христианская семья. Мы ходим в церковь.
— Вы могли бы простить членов ИРА, устроивших покушение на вас в Брайтоне?
— Наша должностная обязанность — помогать полиции. Террористы должны отвечать по закону.
— Вам хотелось бы увидеть, как их повесят?
— Вам, должно быть, известно, что смертная казнь в этой стране запрещена.
— Даже для террористов?
Она ничего не ответила, только посмотрела на меня. В голубых глазах читалась жалость и угроза. Я понял, что имел в виду мистер Кларк.
— Вы закрыли шахты в Южном Йоркшире. Почему бы вам было не помочь им с работой?
— Помочь? Вы сказали — «помочь»? Что вы имеете в виду?
— Например, вложить деньги в какие-нибудь новые проекты…
— Чьи деньги?
— Ну, соответствующего министерства. Скажем, торговли и…
— Это деньги налогоплательщиков. Ваши и мои. Задача правительства — не открывать проекты, а создавать такой климат, чтобы люди сами это делали.
— Кстати о деньгах — вы обеспеченный человек? Сколько у вас денег?
— Другие вопросы на политическую тему? — вмешался функционер.
Я задумался:
— Пожалуй, нет. Хотя… Да, еще один. Как вы думаете, кто победит на выборах?
— Конечно мы! — Лицо миссис Тэтчер снова озарилось. — Мы, Консервативная партия. Люди верят нам, они знают, как много мы сделали для Британии. — Последнее слово она произнесла с таким напором, что получилось «Бвритании». — Но работы еще непочатый край. В бедных городских кварталах, где нам предстоит…
— Я понимаю, только…
— Что «только»?
Я смотрел на пухлое напудренное лицо — лицо богатой тетушки — с хищным ястребиным носом, в котором просвечивали алые сосудики.
— Простите. — На секунду я растерялся. — Да, вот что я еще хотел спросить. Когда вы оглядываетесь назад, на беспорядки в Брикстоне и Ливерпуле, на забастовки шахтеров, Фолклендскую войну, резкий рост безработицы, ну и все такое прочее, — вы не испытываете сожалений, вы бы не…
— Конечно нет. Сегодня Британия куда сильнее, она куда лучше подготовлена к вызовам будущего, чем была в 1979 году, когда мы пришли к власти. Уровень инфляции сократился в четыре раза, благодаря нашему эффективному руководству…
— И все-таки вы наверняка о чем-то сожалеете, человеческая природа…
— Скажу вам одну вещь… Майкл. — Миссис Тэтчер слегка подалась вперед, приблизившись ко мне лицом. — «Не оглядывайся назад слишком часто, это иссушает душу». — Она покачала пальцем. — Так говорил святой Франциск. Если хотите чего-то добиться в жизни, не отводите глаз от горизонта. Так, и только так. Не смотрите под ноги, а то споткнетесь. А главное — не оглядывайтесь назад.
— В смысле, как Орфей?
Она ничего не ответила, но улыбнулась и милостиво кивнула, покуда функционер провожал меня до двери.