Энглби

Вот она какая, моя девочка. Любопытно, как начинает она с общестуденческих понтов — критерии телеологии, Гоббсов эмпиризм, — а чем дальше, тем больше про секс и наркотики. Вчерашние школьники взрослеют быстро.

Но по мере того как записи Джен делались суше и жестче, я невольно ловил на этих красивостях себя самого. «Не хватает восторженных записей синей шариковой ручкой, — мелкими буковками, чтобы не заезжать за тускло-розовые линейки». «Разрастающийся Бейсингсток бился, как Лаокоон, в концентрических кругах своих дорог».

Охренеть.

Так и вижу под этими фразами волнистые линии синим карандашом доктора Джеральда Стенли… Хотя вообще-то он не пользовался ни синим карандашом, ни красной шариковой ручкой. У него была авторучка с черными чернилами, такая же, как у меня и у большинства учеников. Вроде мелочь — так, неуважение к нам и здравому смыслу, но она почему-то дико раздражала. Будто поверх твоего сочинения накорябали граффити.

Причина того, что мой стиль стал свободнее и эмоциональнее, полагаю, очевидна.

Я стал счастливее. Хотя и не сразу осознал, что это так называется — счастье. Оно подобралось, как говорится, исподволь. То есть, впервые заметив произошедшие перемены — в том, как я смотрю в завтрашний день, какими вижу самого себя и собственную жизнь, в том ощущении, которое стало для меня привычным, — я был вынужден признать и то, что эти перемены уже свершились. Вот что я подразумеваю под «исподволь».

Вчера у нас с Маргарет была вечеринка по поводу того, что мы с ней официально съехались. Настояла она. Думаю, ей хотелось «подтверждения» своего нового статуса: что она респектабельная дама, а не битая карта.

Меня идея съехаться не прельстила. Во-первых, квартиру в Бейсуотере я ни с кем делить не собираюсь: просто перевезу оттуда на Холлоуэй несколько рубашек и зубную щетку. Во-вторых, если ее Дерек пронюхает, что я там, он сразу перестанет давать деньги на их дочь.

Все это я изложил Маргарет: последствия оказались плачевными. Она усомнилась в искренности моих чувств. Мужчина отказывается обеспечивать чужого ребенка — и говорит о «серьезных отношениях»?

Мы с ней поругались в первый раз — но по-крупному. Я на несколько дней ретировался (как раз послали в командировку в Манчестер) и все время обдумывал ситуацию. Если ты вырос в нищете, то будешь тратить деньги с оглядкой, даже когда они есть. Не могу сказать, что я такой уж скупой, но платить за ребенка Дерека, который еще и руки распускает… На мой взгляд, это не очень справедливо.

Впрочем, с Маргарет мне было хорошо, и Шарлотта ее мне нравилась. Чем-то напоминала Джули в том же возрасте. Только, прямо скажем, посообразительнее. С кучей приятелей из школы, которые мне — боже, я совсем размяк! — тоже скорее нравились. Они как шальные врывались в квартиру, опустошали холодильник, хватали мои сигареты, лили мимо унитаза, брали «посмотреть» видеокассеты Маргарет, хватали банки с пивом и уносились. Но я чувствовал безобидность этих парней. И меня восхищал их натиск.

А в Шарлотте мне нравилось, даже как она одевается. Что ей не лень каждый день наводить красоту. Ленточки, потертые джинсы, кружевные митенки, армейские рубашки из военного магазина в начале Хэмпстед-роуд, подведенные черным глаза, пышные нейлоновые юбочки и яркие цветные баскетбольные кроссовки… С ней было прикольно разговаривать, когда она до меня снисходила. Она всегда рубила правду-матку, ругалась как грузчик и осваивала лондонскую манеру глотать согласные. Словом, я ее обожал.

Так что я сказал Маргарет «да»: да, принимаю условия переезда и да, вечеринку устраиваем. Большую часть вещей из гостиной мы перетащили в комнату Шарлотты. Магнитофон поставили на тумбочку. Провизию Маргарет закупила в огромном супермаркете на Хайбери-Корнер и принялась резать, раскладывать и мазать: колбаса, паштет, французские багеты — плотная закуска к нескольким коробкам испанского вина, которые я доставил из «Оддбинса».

Маргарет назвала примерно полсотни гостей, многих из нашей конторы. Тони Болла, само собой, всю «женскую страницу»; из Литл-Чалфонта — свою сестру Бренду с тучным мужем. И кучу еще каких-то людей, которых я мельком видел иногда в пабах и барах Флит-стрит.

Мы даже отпечатали приглашения с довольно пафосным текстом Маргарет. Про начало «нового этапа», не то «совместной жизни». Не помню, если честно.

Я пригласил нескольких бывших коллег из журнала. Джейн, Уина Дугласа, криминального репортера Боба Никсона, Ширин Назави, интервьюершу с английским как иностранным. Думал позвать еще Стеллингса с Клариссой, но они таких вещей терпеть не могут.

Затем я написал кое-каким героям своих интервью, с которыми успел подружиться. Например, Наиму Атталле. (Я таки выяснил, кто это такой. Палестинский верхолаз, вложился в лондонский ювелирный дом «Аспри», а позже купил разорившееся издательство.) Прийти Атталла не смог, однако прислал открытку и купон на сто фунтов в своем ювелирном в подарок Маргарет.