Мне даже неловко оттого, какое разочарование их ждет. В Тулс-Хилле уже не осталось свободных ларьков. Перцев чили, чипсов и сидра «Стронгбоу» в Льюшеме и так более чем достаточно. А сигареты «Джон Плеер спешлз» и журналы для взрослых нужны не всегда — иной раз нужно передохнуть. В Ноттингеме и Лестере эти люди, наверное, поступают на фабрики, пополняют трудовые ресурсы. А в Лондоне фабрик не осталось. В больницах, на станциях метро и в автобусных парках тоже дело глухо — все уже занято вест-индцами.
А им тут каково? Что они делают в Англии? Видно ведь, что они тут ни к чему. Некоторые приехали после Второй мировой, их якобы зазывал в метрополию прибираться в больницах типичный англичанин с тонкими усиками по имени Пауэлл в бытность свою министром здравоохранения. Но когда они сошли с кораблей на английский берег, то попали в холод и туман. Они не просто поменяли место жительства, они оказались в другом мире. Только представьте себе, что это вы прибыли в Хейлсоуэн или в Саттон-Колд-филд, трясясь от холода, и на вас написано, что ваши предки миллионы лет жили в тропиках. И теперь вам придется носить шерстяные шапки и перчатки и прятать свою чувствительную, не привыкшую к холоду кожу под несколькими слоями одежды. А бледнолицые аборигены будут пялиться на вас своими розовыми глазами. Работать вам предложат на выбор — выносить отходы человеческой жизнедеятельности в грязной больнице или водить поезда по тесным, как ствол для пули, туннелям подземки. С островов под бескрайним синим небом и щедрым солнцем вы попадете в душную клетку с крышкой из неподвижных серых туч.
Не нравится им тут, этим людям, и детям их тоже не нравится. Хотя дети-то как раз ничем себя не утруждают. Не работают нигде, автобусов и поездов не водят. Сидят на наркотиках, бренчат на гитарах и думают о солнечных островах, от которых их отлучили и которые они даже не видели. Они сердиты, и их можно понять.
Хорек из моего журнала, Уин Дуглас, устраивал как-то вечеринку в пабе «Виндзорский замок» на Мейолл-роуд. Это в Брикстоне, там он живет. Район черных квартиросъемщиков и белых сквоттеров из маргиналов: троцкистов, радикальных феминисток и примитивных горлопанов. Муниципалитет пытается как-то держаться, но денег, разумеется, не хватает. Потому в каждом втором доме торгуют наркотиками, нелегальным бухлом и анархистской литературой. Неохота им работать, карибским мальчикам, они дни напролет шляются по улицам под гулкое уханье рэгги. Даже если еще ничего не случилось, эти парни словно чего-то ждут. Судя по тому, как они поглядывают на полицейских. А те на них. Копы рядом с ними выглядят отсталой деревенщиной — бледные коровьи физиономии, упитанные и растерянные. А растаманы сплошь красавцы. И даже обкуренные, они выглядят гораздо умнее.
Сам Пауэлл вскоре от них отрекся и забил тревогу, что они нас поубивают, поскольку у них в каждой семье целый выводок негритят. Кто-то объявил это слово нехорошим, а он сказал, нет, оно ласковое. Мол, мама и меня так в детстве называла, когда качала на коленях. А как о них прикажете говорить? «Эти засранцы вырастут и всех нас зарежут своими мачете». Или: «Милые крысенятки утопят нас в реках крови». Мне так не кажется, мистер Пауэлл. Но говорят, умнейший был человек. Уйма талантов! Три сами-знаете-чего только по греческому, в 19 уже бригадир в Британской армии…
Больше он о вест-индцах не высказывался. На сегодня — на момент написания этого текста — он, похоже, посвятил остаток жизни ответу на синтаксический вызов: два раза в неделю выступает на радио с пятнадцатиминутной речью без единого «ммм…» и «эээ…». Те же завывания, те же бредовые идеи, но изложенные грамматически безупречно, даже когда он, запутавшись в придаточных, громоздит извилину на загогулину, «Пелион на Оссу», как говорится, — он ухитряется «правильно» завершить предложение. Это ненормально. Более чем ненормально. Это маразм. Бедные карибские пришельцы. Бедные, бедные люди, ставшие заложниками этого типа.
Может, им действительно лучше вернуться на родину? Они пытаются и тут, в дождь и туман, жить привычной уличной жизнью теплых стран. И это трагедия. Но если мы заплатили за их приезд, то… да-да, почему бы нам не оплатить им отъезд восвояси? Тем, кто захочет? Экспатриация, репатриация… не надо обижаться на префикс. Зачем переживать, если тебе оплатят дорогу туда, где ты хочешь быть? Тогда мы будем знать: те, кто остался, сами сделали этот выбор, и перестанем испытывать чувство вины.
Это не очень принятая точка зрения, кстати. Спросите, кем не принятая? Да теми же политиками, как ни странно.
Все это я обсуждал сам с собой, пока не дошел до своего 1100-го.
Уже у дома я свернул с Прайд-стрит на обочину, чтобы на максимальной громкости дослушать Паркера,
И подскочил от неожиданности: в окно радостно забарабанила шлюха и прижала к стеклу жирную физиономию. Пришлось пару раз объехать квартал, пока пленка не докрутилась до конца.