Энергоблок

Соня, очень бледная, села. Ее лихорадило. Палин бросил на нее беспокойный взгляд и решительно прошел к председателю.

— Они не при… — начала было протестовать секретарша, но махнула рукой, когда дверь за Палиным захлопнулась.

Председатель исполкома возвышался над столом глыбой и действительно просматривал почту.

Палин знал, что он выходец из сельского хозяйства. То ли председатель колхоза в прошлом, то ли «Сельхозтехники». Очень крупный мужик. Очень. Чувствуется, что здесь ему не по себе. Но сидит же…

Огромное, очень щекастое, пожалуй, даже какое-то плотоядное продолговатое лицо. Глыбастый лысый череп. Глубоко сидящие глаза-буравчики.

Вдруг щеки председателя дрогнули, и кабинет заполнил очень насыщенный интонациями раскатистый утробный бас. Огромная ладонь, гармонично сопровождая голос, указала на стул.

— Садитесь, пожалуйста. Я вас слушаю… — Маленькие черные глазки председателя внимательно пошарили по палинскому лицу.

Палин подумал, что темнить и тянуть здесь нечего, да к тому же, кажется, и Сонечка неважно себя чувствует. Как бы не приступ…

— Я начальник отдела радиационной безопасности нашей атомной электростанции…

Щеки председателя снова смешно запульсировали, будто он играл на трубе, и откуда-то изнутри полился наполненный дружескими интонациями булькающий на этот раз бас.

— Очень рад! Очень приятно!

Палин протянул ему свою сильную большую руку, и председатель свободно утопил ее в своей огромной ладони.

— Я вас слушаю, дорогой… — и почему-то добавил: — коллега…

— Мы льем радиоактивную грязь в море… — Палин силился вспомнить имя-отчество председателя: кажется, Дмитрий Андреевич…

— Алексеич… — с хитрой улыбкой пробасил мэр.

— Так вот, Дмитрий Алексеевич, льем, — повторил Палин и вопросительно глянул на председателя, начиная соображать, что здесь тоже, видимо, пахнет проколом.

— Льете? Ну, что ж — где пьем, там и льем… Лес рубят — щепки летят… — Председатель откинулся на спинку, казалось, игрушечного кресла, сильно скрипнувщего, и от души расхохотался. — Кто же вам приказывает лить-то?! — спросил он, вытирая слезы и видя, что Палин суровеет.

— Начальство!

— Что ж, начальству виднее! — сказал мэр и снова расхохотался. — Нет, кроме шуток… — Успокоившись, он наклонился к Палину, задал новый вопрос: — А разве нельзя, извините мою необразованность, не лить?

— Можно… — Палин оживился. — Можно, но для этого надо остановить атомную электростанцию…

— Остановить атомную станцию?! — переспросил Дмитрий Алексеевич. — И надолго?

— На три-четыре месяца, пока не будет введен блок спецхимии в полном объеме.

Лицо председателя стало и вовсе серьезным. Он взял со стола свежий номер газеты.

— Вы не смотрели?.. Вот, пожалуйста… — он зачитал: «Сверхмощная АЭС… Первая в Европе…» Если не в мире… — добавил он уже от себя. — И это наша с вами электростанция… Я, например, горжусь, что Советская власть в моем лице тоже причастна к этому подвигу… Это прекрасно, знаете… — Председатель заглянул пытливо в глаза Палину, пытаясь что-то понять. — А что, это столь опасно?.. — спросил он приглушенно, и жирная кожа его обширного лба собралась не морщинами, а разноглубокими ямками. — Небось все это распадается, или как это у вас там… Но я вас понимаю… — Лицо его продолжало оставаться серьезным. — Вы взрослый человек… Сколько вам лет?.. Сорок три?.. Я на двадцать лет старше… В сорок три я был столь же горяч… Словом, я не хочу сказать, что надо лить в море… Но вы меня понимаете…

— Нет, не понимаю.

Председатель снизил голос до шепота.

— Мы кормимся около вас. В этом все дело…

Палин посмотрел на собеседника с изумлением, испытывая в то же время странное ощущение, будто он со всего маху ткнулся в комнату, туго набитую ватой. Он туда, а вата его оттуда… Будто издалека, услышал он булькающий, с мягкими интонациями бас:

— Скажите, пожалуйста, а насколько опасна ваша АЭС для местной, так сказать, популяции человеков? Для городка нашего, например… Лучи-то ваши достигают домов?

На этот раз расхохотался Палин. И тут распахнулась дверь, и в кабинет влетела встревоженная секретарша:

— Гражданин, вашей жене плохо!

Ощутив, как у него вдруг перехватило дыхание, Палин, сшибая стулья, кинулся в приемную.

— Сонечка! Что с тобой?! Милая!..

Смертельно бледная, жена его все еще сидела, откинувшись на спинку стула. Побелевшие губы конвульсивно вздрагивали. Она очень часто и прерывисто дышала.

«Приступ!» — мелькнуло у Палина, и он на мгновение растерялся.

— Вова… — еле слышно сказала Соня. — Мне плохо… Я хочу домой… Домой..