– Семен, знакомься, это дядя Коля. – Усевшись рядом со мной на заднее сиденье, Шило указал на шофера. – Второй водитель отца.
– Добрый вечер, – вежливо кивнул я, отметив про себя количество водил. – Я вам, поди, все планы нарушил.
– Да нормально все, – хмыкнул дядя Коля. – Ты же на Троллейке живешь?
– Ага, – кивнул я и повернулся к Ивану. – Давай рассказывай.
– Короче, отец хочет с тобой встретиться, более подробно обсудить твое предложение, – не стал юлить Шило. – Сразу скажу, согласится или нет, не знаю. Но выслушал меня с интересом, особенно когда узнал, что это ты песню про Владимирский централ придумал.
– Так это твоя? – даже повернулся к нам водила, но быстро исправился: – Уважаю!
– Брат сидел? – я немного ехидно хмыкнул, но дядя Коля не обиделся.
– Не, – шофер больше не отвлекался от дороги. – Я по молодости на двушку загремел за хулиганку. Подрались на танцах, а я случайно одного пацана чуть инвалидом не сделал. В «Тайге» сидел, на общем режиме. Но как твою песню услышал, прям воспоминания накатили.
– Назад к хозяину захотелось? – я не скрывал ехидства. – Молодость вспомнить.
– Нет, спасибо, – водила не обиделся, а наоборот, задорно рассмеялся. – Не любишь сидельцев?
– Да нет, я и сам… – Я чуть было не ляпнул, что сам сидел, но вовремя исправился: – На учете состою. Глупый был, дурной. Сейчас завязал, железно. Вот воров не люблю. Крысы они, жирующие на чужом горе. И вся эта блатная романтика – фуфел конченый, по сути. Вон сожитель матери та еще гнида. Сколько лет из нее кровь пил. И если бы не он, я раньше бы за ум взялся.
– Но песни блатные пишешь, – хмыкнул дядя Коля, а Иван на него сурово покосился. – Все, молчу, молчу.
– Песни песням рознь, – я пожал плечами. – Есть те, где блатная романтика воспевается, а есть, где тоска по дому и родным. Именно это, Вань, я и хочу предложить твоему отцу. Если же от меня ждали жесткий блатняк, то извинись от моего имени, но разговора у нас не будет.
– Давай вы сами с ним это обсудите, – дипломатично съехал с темы Шило. – В субботу нормально будет? Часа в три пополудни? Если занят, можно позже. Или раньше. Дядя Коля за тобой заедет.
– Да нет, нормально, – я пожал плечами. – Ты мне адрес дай, я сам доберусь. Чего человека гонять.
– Это моя работа, – отозвался шофер. – Шеф прикажет – и привезу, и отвезу в лучшем виде.
– Ну, раз так, вопросов нет. – Я рассмеялся и взялся за ручку двери, ибо машина уже стояла в нашем дворе. – Тогда до субботы. Вань, с тобой еще увидимся на трене. Спасибо, что довезли.
На самом деле до этого момента я особо не задумывался над вопросами этики. И речь сейчас не о том, что я использую чужое творчество для своего обогащения. Я как раз о той пресловутой ответственности перед обществом. Недаром же в Стране Советов говорили, что песня строить и жить помогает. Но точно так же она может толкнуть на кривую дорожку, и шансон, заманивающий молодежь блатной романтикой, тому пример.
По идее, как выходец из циничного капиталистического общества, я должен был на это наплевать. Отнестись как к способу заработать деньги, не более, ведь, по сути, ничего плохого я не делал. Откровенный блатняк и похабщину все равно советская цензура не пропустила бы. Но все равно меня почему-то грыз червяк сомнений. И только сейчас, разговаривая с дядей Колей, я сумел сформулировать для себя, что именно мне не нравилось. И озвучил это для Ивана, а точнее, его отца. В том, что Шило передаст мои слова бате, я не сомневался.
Однако полностью отказываться от идеи сотрудничества я не собирался. Как минимум потому, что шансон – это не один блатняк. В этой куче вполне можно выкопать и вполне достойные песни на отвлеченные темы или вообще про любовь. Достаточно вспомнить почти настоящих шансонье типа того же Трофима. А чего нет? Короче, подобрать что-то вполне можно, даже без скатывания в уголовщину.
Глупо? Может быть. Но почему-то мне не хотелось вредить своей стране, как бы пафосно и смешно это ни звучало. В прошлой жизни я бы многое отдал за подобную возможность, но это было там. А здесь, в Стране Советов, где до сих пор детей отпускают без присмотра на улицу: да, я не раз видел первоклашек, идущих из школы, и никто их не встречал. Где люди действительно думают, что человек – это товарищ и брат, где нет кредитного рабства, все равны, пусть даже некоторые равнее, но на каждого урода найдется управа. В таком месте мне действительно хотелось стать одним из них.
Может, поэтому я спокойно отнесся к идее сотрудничества с Комитетом. Ведь для меня он был не жутким жупелом, только и ждущим, как схватить и уничтожить невинного человека, а защитником. Это не отменяло и перегибов, и использования служебного положения в личных целях, но подобное присутствовало в любой стране мира при любом строе и любой власти. Так что рвать волосы на… голове я не собирался. Как и бегать с плакатиками про вашу и нашу свободу. Тем более что в Чехословакию в шестьдесят восьмом никто не вторгался. А попытки восстания там задавили спецслужбы, быстро и оперативно, благодаря помощи Штази и все той же конторе в связке с ГРУ.