Энджелл, Перл и Маленький Божок

Самолет стал набирать высоту, неприятно подрагивая и издавая гул, как всегда происходит, пока он не прорежет облака, а затем, набрав нужную высоту, лег на заданный курс: пассажиры отстегнули ремни, и стюардесса принесла Энджеллу заказанное брэнди. Через полтора часа они уже будут на месте. Он вкратце повторил про себя все, что следует сказать Клоду Восперу. А затем мысли его снова вернулись к вчерашнему разговору с Матьюсоном.

И все-таки, если припомнить, разговор с Матьюсоном оставил неприятный осадок. Энджелл догадывался, что хотел сказать Матьюсон своими замечаниями и наводящими вопросами, и у него создалось впечатление, что тот питал серьезные сомнения, может ли мужчина — сильный, энергичный мужчина сорока с лишним лет, в расцвете сил и способностей — обходиться без женщин. Итак, если учесть, что к женщинам он безразличен, какой же тогда напрашивается вывод?

Разумеется, Энджелл уже не впервые угадывал подобные намеки в людских разговорах. Он живет вдвоем с таким субъектом, как Алекс, — а до него был Пауль — что, несомненно, дает людям повод для сплетен. Но какое мне до этого дело, думал Энджелл. Раздражает лишь одно: тебе приписывают то, чего на самом деле нет. У Алекса есть мальчики, на которых Энджелл изредка наталкивался, но это его личное дело. Предполагать, будто Алекс для него нечто большее, нежели просто слуга, — чистый абсурд.

Энджелл докончил свое брэнди, и стюардесса унесла стакан. Следуя современной моде, сидящая рядом с ним девушка демонстрировала ноги, задрав юбку чуть ли не на пятнадцать сантиметров выше колен, и он некоторое время разглядывал их, надеясь, привести ее в смущение. Но она и не думала смущаться. По всей видимости, она даже не заметила его взгляда. Они были великолепны, эти ножки, и на любом конкурсе красоты зачислились бы ей в актив, но он с удовлетворением отметил, что оценивает их с полной бесстрастностью, как если бы оценивал, скажем, резной орнамент из листьев на мебели времен Людовика XIV, с той только разницей, что у него возникало куда меньше желания завладеть ими. Девушка была несколько крупнее Анны, как-то величавее и не такая светловолосая. Недорого, но со вкусом одета. Голос, когда она обращалась к стюардессе, был приятного тембра, с некоторым акцентом, по-видимому, южных лондонских окраин.

Анна, разумеется, проживала в одном из прекрасных особняков около Риджент-парка. Дочь богатого архитектора, она, по правде говоря, занимала значительно более высокое, чем он, положение на социальной лестнице, и о браке с ней, с его точки зрения, можно было только мечтать. (Не то чтобы он задумывался об этом в те времена; едва ли ему было тогда присуще чувство расчета.)

Но тому не суждено было осуществиться…

Свет в салоне слегка притушили, и многие пассажиры дремали, но, поскольку Энджелл лег накануне пораньше, сон его хорошо освежил, и он принялся за сандвичи, которые захватил с собой, аккуратно поедая их один за другим, как если бы оформлял один за другим дома в какой-нибудь имущественной сделке. Девушка в соседнем кресле в течение всего полета читала журналы. Только однажды она подняла глаза, когда журнал соскользнул у нее с колен и упал к его ногам. Гул моторов вдруг изменился. Самолет снижался. У Энджелла заложило уши, но сигнала пристегнуть ремни не появлялось, поэтому он продолжал заносить последние пометки в блокнот. А что если Клоду Восперу, подумалось ему, не понравится его непрошеный визит? Надо надеяться, что такого не случится. Жаль, что он не очень близко с ним знаком.

Самолет снова лег на прямой курс и начал понемногу набирать высоту. Энджелл нажал кнопку звонка.

— Да, сэр? — спросила стюардесса.

— Мы опаздываем на десять минут! В чем дело?

— Небольшая задержка в аэропорту. Мы приземлимся через несколько минут.

Другие пассажиры в салоне зашевелились. Девушка принялась подкрашивать лицо.

— Доброе утро, леди и джентльмены, говорит командир корабля, капитан Холфорд. Прошу извинить за задержку, но я вынужден сообщить вам, что аэропорт в Женеве сейчас не принимает из-за тумана, и нас направляют в Цюрих. Мы выражаем искреннее сожаление за те неудобства, которые это может вам причинить.

Самое досадное обстоятельство, когда летишь в самолете, подумал Энджелл, заключается в том, что люди в командном отсеке могут, когда им заблагорассудится, разговаривать с пассажирами, сидящими в салоне, в то время как пассажиры лишены возможности им отвечать. От этого приходишь в такое расстройство, что даже подскакивает давление. Раздались голоса, заговорили пассажиры, кто с насмешкой, кто взволнованно, и, подхваченный общим настроением, Энджелл тоже вдруг захотел излить обуревавшие его чувства сидящей рядом с ним девушке.

Больше всего она напоминала ему Анну, когда молчала. В разговоре она не отличалась живостью и находчивостью, столь свойственными Анне; девушка производила впечатление натуры спокойной, уравновешенной, даже слегка флегматичной. И в красоте ее было что-то скульптурное — хорошее произведение старой школы.