Энджелл, Перл и Маленький Божок

— Забавный народ женщины. Добьешься своего, и все тут. Вот та, блондинка, я готов был на все, только бы ее заполучить. Сначала я не пришелся ей по вкусу, нос воротила, строила из себя недотрогу — это меня разжигало. Запретное всегда сладко. Я даже подумывал на ней жениться. — Он помешивал чай. — И сейчас, пожалуй, не отказался бы. Неплохо иметь дома такую жену, потрясающая штучка. Она и в спортзале хорошо смотрится, ее не стыдно показать людям. Вот она какая. А в постели не лучше других. Пройдет время, и мне, может, захочется других. Печально, что на свете полным-полно девочек. Выглядят они по-разному, а на деле все одинаковы.

— Что это ты расслюнявился, мерзкое животное?

— За всю жизнь никому душу не открывал, только вам одной, да и вряд ли кому еще открою. Хоть вы и старушка, но это сущая правда. Может, потому что долго с вами живу.

— Просто тебя растрогало искреннее сочувствие сердечной женщины.

— Хватит, бросьте придуриваться.

Наступило молчание. Леди Воспер закрыла глаза и погрузилась в легкую дремоту. Сон, казалось, все время подстерегает ее, чтобы вскоре превратиться в вечный сон, от которого нет пробуждения. Годфри встал и на цыпочках направился к двери.

— Ты куда?

— Раз вы мне в завещании ничего не оставили, пойду соберу пожитки и отчалю. Стряхну прах этого дома со своих ног.

— Ах ты неблагодарная тварь! После всего, что я для тебя сделала!

— Вы хотите сказать — что я для вас сделал. Время принимать лекарство. Дать его с содовой?

— Не осталось ли чаю?

— Поглядим. — Он вернулся и налил ей чашку. — Вполне приличный. Где ваши таблетки?

— На столике.

Он достал лекарство. Она сказала:

— Может, до того как ты покинешь меня навеки, у тебя найдется минутка перекинуться в картишки?

— Что с вами происходит? Уж не собираетесь ли вы меня обыграть?

— Да я тебя хоть сейчас обставлю.

— Угу, хоть сейчас. Как в прошлую среду. Или в понедельник. Или в прошлое воскресенье.

— Тогда я нарочно проиграла. Ты ведь совсем раскисаешь и злишься, когда проигрываешь. Ни дать ни взять — младенец.

— Как вы, когда я сегодня вернулся. Отдайте мне все деньги, которые я выиграл, и я стану богачом.

— Прекрати разговоры. И принеси карты.

— Вы же хотели спать.

— От карт я проснусь. Время отоспаться еще будет.

Он достал колоду, подкатил к кровати больничный столик и начал сдавать карты.

Она сказала:

— Знаешь то бюро в гостиной? Нижний ящик заперт.

— Шесть-шесть, семь-семь, — отсчитал он и открыл следующую карту.

— Когда я умру, — продолжала она, — возьми у меня в сумке ключи. Отопри нижний ящик и в углу найдешь портфель. Дама, король, пиковый туз.

— Господи! — взмолился он. — Я еще не начинал! Я еще не начинал, а у вас уже тридцать пять очков! А клянетесь, что не жульничаете.

— Я тебя предупреждала. Это ты сегодня сонный. Еще не разобрался в своих картах?

— Я думаю, — огрызнулся он. Он сбросил, и она взяла карту.

— В портфеле, — продолжала она, — лежит двести фунтов десятками. Возьми их.

— Откуда они у вас — ограбили церковную кружку? Отвяжитесь со своими деньгами.

— У тебя есть счет в банке?

— Счет в банке у кого — у меня? Держи карман шире. У меня есть немного деньжат на почте.

— Так вот, возьми завтра деньги и отнеси их туда. Когда я умру, дом будет полон людей и тебя еще обвинят в воровстве.

— Это уж точно, если Мариам об этом пронюхает.

— Не трогай ее, Годфри, прошу тебя.

Игра мирно продолжалась дальше.

Глава 4

За последние двадцать лет Энджелл не испытывал подобных страданий. В те два десятилетия, что прошли со смерти Анны, он все больше замыкался в себе, укрываясь от мира за стеною юридических книг, согревая себя умеренной любовью к искусству и обретая покой по мере того, как постепенно тучнела его фигура. Лишь изредка и с опаской он покидал свой защитный бастион, позволявший ему снисходительно взирать на остальное человечество, поддерживать с ним связь, никогда не подвергая себя опасности лишиться опоры и затеряться в толпе. Но в этом году его словно безумие обуяло. Став жертвой стечения обстоятельств и движимый стремлением пока не поздно взять все от жизни, он покинул свое надежное укрытие и сознательно смешался с толпой. Даже его решение сбросить лишний вес обретало теперь в его глазах символическое значение, как бы лишая его защитной оболочки.

Некоторое время он жил более интересной жизнью, дышал глубже, познал, что такое быть молодым.

И вот наступила расплата. Сначала жизнь выманила его из убежища, теперь она предала его. И с ужасом, в полной растерянности он обнаружил, что пути назад нет. Если бы Перл умерла, как умерла Анна, тогда свежие корни легко было бы обрубить. Любовь, вожделение, ревность, ненависть, кипение чувств — смерть ампутировала бы все, и после периода выздоровления, заживления ран он смог бы вновь уползти в свою крепость. Но теперь все было по-иному. Перл по-прежнему делила с ним стол и жилище. Прекрасная, величавая, невозмутимая, земная, мягкая, с нежным телом, своим присутствием она непрестанно будила в нем чувственность.