Эмма

— Papa! — вскричала Эмма, настороженная небезопасным поворотом разговора. — Умоляю: не будем говорить о море, ведь я никогда его не видала и теперь завидую сестрице. Пусть Саут-Энд, с вашего позволения, станет для нас запретным предметом. Дорогая Изабелла, ты не спрашиваешь о мистере Перри, а он никогда тебя не забывает.

— Ах, славный мистер Перри! В добром ли он здравии, сэр?

— Он не то чтобы болен, милочка, но и не совсем здоров. Бедняга страдает разлитием желчи, а позаботиться о себе ему некогда. «Вечно, — говорит, — мне не до того». Это весьма печально. Целыми днями разъезжает он по нашей округе. Практика у него небывало обширная! Но и умом ему равных не сыщешь.

— Здорова ли миссис Перри? Как подросли детки? Мистер Перри — достойнейший человек. Надеюсь, скоро он нас посетит. Ему приятно будет повидать моих малышей.

— Я жду его завтра. Мне нужно задать ему парочку важных вопросов касательно моего здоровья. Как придет, ты, милочка, попроси его взглянуть на горлышко Беллы.

— Мой дорогой сэр, теперь оно у нее совсем не болит, и я спокойна. То ли морское купание помогло, то ли прописанное мистером Уингфилдом притирание, которое мы применяли время от времени с августа месяца.

— Маловероятно, милочка, чтобы купание могло принести пользу, а ежели бы я знал, что тебе для Беллы нужно притирание, я бы просил…

— Ты, кажется, позабыла о миссис и мисс Бейтс, — поспешила вмешаться Эмма. — Совсем про них не спрашиваешь.

— Ах да! Славные миссис и мисс Бейтс! Мне, право, очень совестно… Однако ты о них писала почти во всех своих письмах. Надеюсь, они здоровы. Добрая старушка! Завтра же ее навещу и возьму с собой деток. Она всегда бывает рада их видеть. А дочь ее, милейшая мисс Бейтс, — тоже весьма достойная женщина. Как они поживают, сэр?

— Сносно, в целом очень сносно. Правда, в прошлом месяце бедная миссис Бейтс подхватила ужасную простуду!

— Как жаль! Надобно сказать, этой осенью простуда свирепствовала, как никогда. Мистер Уингфилд не помнит, чтобы прежде случаи были так многочисленны и так тяжелы. Разве только в пору инфлюэнцы…

— Ты права, милочка, но лишь отчасти. Перри говорит, что простудой болели много, но легче, нежели зачастую бывает в ноябре. В целом больных у него оказалось не больше, чем обычно.

— У мистера Уингфилда, вероятно, тоже…

— Ах, мое бедное милое дитя! У столичных лекарей всегда много больных. Разве можно в Лондоне быть здоровым? Как это ужасно, что тебе приходится там жить — так далеко от дома, в таком вредоносном климате!

— Нет, вовсе нет, в нашей части города воздух гораздо лучше, нежели в других. Весь Лондон, сэр, — это одно дело, а Брансуик-сквер — совсем другое. До чего у нас привольно дышится! Признаюсь, что не согласилась бы переселиться ни в какое другое место столицы. Только на Брансуик-сквер и можно жить с детьми. Такой воздух! Мистер Уингфилд очень хвалит его.

— И все же, милочка, с хартфилдским ваш воздух не сравнится. Ты стараешься, чтобы Лондон не слишком вам всем вредил, но, пробыв недельку здесь, вы становитесь много здоровее — сейчас заметно. Теперь же вид у вас довольно болезненный.

— Мне жаль это слышать, сэр, но поверьте: ежели не считать сердцебиения и нервических головных болей, которые нигде меня не оставляют, то я вполне здорова. А детки если и были несколько бледны, когда ложились спать, так это лишь оттого, что они утомлены более обыкновенного — долгой дорогой и радостным волнением встречи. Думаю, завтра их вид не внушит вам опасений. Поверьте, мистер Уингфилд сказал мне, что мы никогда еще не отправлялись в путь такими крепкими. Надеюсь, хотя бы супруг мой не кажется вам нездоровым?

При этих словах взгляд Изабеллы устремился с нежною тревогой на мужа.

— Не могу тебя порадовать, милочка: вид у Джона отнюдь не цветущий.

— Что, сэр? Вы обращаетесь ко мне? — спросил Найтли, услыхав свое имя.

— Как это ни печально, мой милый, папенька находит, что ты выглядишь болезненно, — но надеюсь, это только от усталости. Однако, видно, не зря я хотела, чтобы ты показался мистеру Уингфилду перед отъездом.

— Дорогая моя Изабелла! — воскликнул супруг раздраженно. — Прошу тебя: не обременяй себя заботами о моем внешнем виде. Ты можешь сколько угодно дрожать над собой и над детьми, но мне позволь выглядеть так, как я сочту нужным.

— Я не совсем поняла, — вмешалась Эмма, — что вы давеча говорили вашему брату о мистере Грейме. Он, кажется, хочет нанять для своего нового имения управляющего из Шотландии? К чему это нужно? И не осложнит ли дело давнее предубеждение против шотландцев, бытующее в нашем народе?

Молодая хозяйка Хартфилда говорила в таком духе до тех пор, пока не отвлекла всеобщего внимания от опасного предмета, а когда вновь прислушалась к беседе между отцом и сестрой, та благодушно расспрашивала его о Джейн Фэрфакс. Обыкновенно Эмма не любила говорить об этой особе, но в данную минуту рада была присоединиться к похвалам.