Эми и Исабель

Но когда она вошла в дом и позвала: «Эми!» — увидела, что дочь сидит в гостиной на краешке дивана, тесно сжав колени, и что лицо ее бледно и особенно бледны губы, полностью лишенные цвета, то поняла, что все, рассказанное ей Эйвери, было, по сути, правдой.

Но даже теперь понимание пришло не сразу. Не вполне. Исабель думала, что Эми пережила что-то ужасное в этот день. Она еще не осознавала всех последствий того, что случилось, и того, что случится, она была поглощена тошнотворным чувством происходящего сегодня.

Полуденный свет проникал через окно гостиной и казался застоявшимся и малознакомым — раньше они редко бывали вместе в это время дня, за исключением выходных, хотя тогда и это было совсем по-другому. Так что прочь отсюда, чтобы отвлечься от ощущения пребывания в комнате больного, а четыре часа пополудни всегда было самое печальное время для Исабель, даже весной, или особенно весной. Она медленно подошла к Эми и стала на колени, так чтобы заглянуть в бледное лицо дочери.

— Эми, — сказала она, — то, что Эйвери Кларк только что рассказал мне, это… это очень, очень серьезно.

Эми смотрела перед собой — пустые, почти невидящие глаза.

— Когда мужчина увозит девушку в лес и заставляет ее… заставляет ее делать определенные вещи.

— Он не заставлял. — Эми быстро взглянула на мать и отвела взгляд.

Исабель встала с колен.

— Эйвери не станет… — Она заметила, что Эми отвела глаза, но потом снова уставилась в пустоту. — Ты хочешь сказать, что он не заставлял тебя? — переспросила Исабель.

Эми ничего не ответила и не пошевелилась.

— Ты это имеешь в виду?

Эми чуть заметно вздернула подбородок.

— Эми, ответь мне.

— Нет, он не заставлял меня, мам.

Исабель села на подлокотник дивана — знак, что они обе в опасности, — обычно она садилась только на сиденья.

— Эми.

Но ни теперь, ни неделей позднее она не могла вспомнить всего, что произошло в этот день, только какие-то образы: себя, присевшую на подлокотник дивана, болезненный полуденный свет, пугающе-бледное лицо Эми, ее отрешенный взгляд, ужас, наполнивший комнату.

Тем не менее Исабель начала странным образом успокаиваться. Если, конечно, это можно назвать спокойствием: ее рот пересох, и нога опять стала дрожать, так что ей пришлось встать с подлокотника и пройтись по комнате. Но что-то внутри нее все объяснило, так что позднее, обдумывая случившееся снова и снова, она смогла выразить это словами. Она стала лучше понимать выражение «оказаться на высоте положения», ибо в самом деле что-то внутри нее родилось и вознеслось. Нечто внутри нее сперва овладело ею, доставляя удивительное наслаждение, как если бы она годами ждала этого кризиса.

Так что в ее голосе звучала вся возможная нежность, только чтобы добыть у Эми всю информацию, и пока губы Эми оставались необычайно бледными, и пока она не смотрела в глаза матери, Исабель удалось услышать пренебрежительное: «Нет, конечно нет» — слишком издевательским тоном, чтобы это звучало правдоподобно, в ответ на вопрос, заданный тихо и нежно: «Была ли между вами половая связь?»

— Ты такая невинная, — сказала Исабель, снова опускаясь на колени перед Эми, пытаясь еще раз заглянуть ей в бледное лицо.

И когда Исабель протянула руку, чтобы смахнуть остатки еды из уголка рта дочери, Эми слегка откинула голову, потом отвернулась с почти бессмысленным выражением лица, как тогда, когда ребенком сидела в коляске.

— И возможно, кто-то захочет воспользоваться твоей невинностью, — продолжала Исабель, будто она и сейчас обращалась к маленькому ребенку, — и ты этого даже не поймешь.

Но именно тогда Исабель впервые осознала, что дочь как-то вышла из-под ее контроля, что ситуация значительно мрачнее, чем она думала раньше, ибо мелькнувшее на лице дочери отвращение к словам матери, появление и исчезновение хорошо знакомого высокомерия — все это накрыло Исабель тошнотворной волной дурного предчувствия. И облегчение улетучилось.

Она встала и отошла к окну, прислонясь там к стене.

— Ты ведь не в первый раз была с ним в машине, — констатировала она, и молчание Эми было знаком согласия.

— Не в первый?

Эми чуть заметно качнула головой.

— Когда это началось?

Явное дело, Исабель была в шоке. Собственно говоря, она была в шоке с того момента, когда Эйвери Кларк позвал ее к себе в офис. Но не до такой степени, как теперь, когда ей показалось, что стены комнаты надвигаются на нее, у нее исчезла способность ориентироваться в пространстве, и ей пришлось через силу сфокусировать взгляд, чтобы четко видеть лицо Эми. Девочка неуверенно пожала плечами.

— Я не знаю.

— Прекрати, Эми.

Эми быстро взглянула на мать. Исабель увидела в ее глазах колебание и страх, именно страх подсказал Исабель, что дело зашло довольно далеко. Какое-то неуловимое чувство понимания проросло в ее душе, как отблеск высокомерия, промелькнувшего на лице Эми секундой ранее, когда Исабель назвала ее невинной. Исабель повторила:

— Когда это началось?

Ее правая нога дернулась непроизвольно, и она прижалась к стене, упираясь ногами в пол.