И вот они, вместе с дедом, бегут спасаться в ближайшую Грузинскую церковь. Она вся набита народом. Горы сундуков и узлов с имуществом. Через окна в алтаре льются лучи восходящего солнца. Всё духовенство — в простых рубахах, в штанах, босиком, чтоб не узнали мятежники, — сидит на узлах среди прихожан. Слышатся шёпоты, стенания, вздохи. Все притаились. Пушечная пальба сотрясает церковные стены. Народ то и дело падает ниц. Здесь и там слышится молитвенное:
— Пресвятая богородица Грузинская, спаси нас!
Ваня видит через окно, как над куполом носятся голуби. А дедушка Вани, старик Сухоруков, спешно ушёл из церкви в свой дом: там остались на стене занятные часы с кукушкой — дед хочет доставить их в церковь.
Отряды Белобородова и Минеева, под прикрытием возов соломы и сена, прошли Арское поле, заняли рощу помещицы Нееловой и отдельные домики, стоявшие по сторонам сибирской дороги.
Белобородов стал окружать с трёх сторон потёмкинский авангард, возглавляемый полковником Неклюдовым. Авангард встретил Белобородова ружейными залпами и пальбой из двух пушек. Пугачёвцы падали, но, позабыв страх, дружно шли вперёд. На помощь к Неклюдову двинулся сам Потёмкин, но, видя, что пугачёвцы, не боясь урона, заходят с обоих флангов, подал команду отступать за рогатки. Началась горячая перестрелка. Сотни башкирских стрел с гудящим воем летели в защитников. На городских батареях не было при пушках хороших канониров, поэтому пушки стреляли по пугачёвцам неумело и вяло. Оробевшие солдаты тоже плохо отстреливались.
Потёмкин с ротой отборных стрелков находился в засаде за невысоким земляным валом. Вдруг на поле показался, в окружении свиты, Пугачёв. Он на крупном белом коне, в красном с позументами жупане, в высокой шапке. Не замечая засады, всадники скакали наперекосых к Рыбачьей слободе, где шёл жестокий бой. Судя по взятому ими направлению, они должны были промчаться невдалеке от засады.
— Ребята! — радостным голосом закричал Потёмкин. — Это Пугач! Пали в него!
— Ррр-о-та! — передали команду офицеры.
Стрелки, лежа грудью на валу и выставив лишь головы, вскинули к плечу ружья. Острия штыков уставились прямо на переднего всадника.
— Пли! Пли! — скомандовал выскочивший на вал Потёмкин.
— Пли! Пли! — подхватили команду офицеры.
Пугачёв скакал впереди своей свиты, совсем близко от засады. Видя лицо в лицо величавого всадника на белом коне и в красном жупане, солдаты враз оторопели. Их сковала непонятная сила и какое-то волшебное очарование. И, словно по уговору, ни один солдат не осмелился выстрелить в него.
— Пли, сволочи! — вне себя заорал Потёмкин и грянул по всадникам из пистолета. Пугачёв на всём скаку повернул в его сторону лицо и, грозя вскинутой нагайкой, скрылся в клубах пыли и порохового дыма.
Растерявшийся Потёмкин не мог теперь поручиться за своих солдат. Тем временем белобородовские молодцы продолжали наступать на потёмкинцев с устрашающим гвалтом, визгом, рёвом — качался воздух, звенело в ушах. Потёмкин, прикидывая в уме создавшееся положение, начал подумывать о ретираде в кремль.
Отряд офицера Минеева успел занять загородный губернаторский дом и двинулся дальше, к «корпусу» гимназистов.
— Наизготовку! — прозвучала команда. — Не трусь, молодцы! Помни присягу.
«Корпус» защищался отчаянно. Гимназисты, толстяк Мельгунов с черноглазым Михайловым, сначала перепугались, затем позабыли о всякой опасности. Они успели выпустить из карабинов по десятку пуль, затем принялись защищаться тесаками.
— Руби косоглазых! Руби сволоту! — не помня себя, орал юный толстяк Мельгунов, размахивая тесаком. — Михайлов, бей!
Но вот что-то оглушило его ударом в голову, он упал и был тут же заколот копьём башкирского всадника.
Следом замертво пали два дворовых человека, два учителя, четверо немцев; несколько гимназистов было ранено стрелами, слегка ранен и директор. Вскоре «корпус» дрогнул, побежал, рассыпался по полю.
— Воспитанники! За нами, к кремлю, к кремлю! — сзывал их фон Каниф и двое уцелевших офицеров.
Прорвав цепь гимназических рогаток, отряд Минеева оказался в тылу ближайших к этому месту защитников.
Пугачёв вёл нападение на левый фланг обороны, где сражались жители Суконной слободы. Защитники пальнули в нападавших из единственной чугунной пушки, в которую, по незнанию, переложили пороху, орудие разорвало, четверо пушкарей было изувечено. Тогда суконщики схватились за железные ломы, самодельные копья, сабли. Пугачёв приказал открыть по слободе огонь картечью. Слобода была взята, защитники ударились в бегство. Но большинство рабочих-суконщиков тут же передалось Пугачёву.
Глядя на опрокинутый гимназический «корпус» и на побежавших суконщиков, главные караулы и места защиты, ещё не видя на себя нападения впали в такую робость, что побросали пушки, оставили неприятелю весь снаряд и без всякого порядка, опрометью кинулись спасаться в кремль.