Емеля

Спасибо! На сегодня хватит жилы рвать!

Подутомился я, пойду, однако спать».

Опять Емеля ночь без сна проводит,

Уж утро близко, а решенье не приходит.

А матушка родная, она на то и мать,

Тревожась о ребенке, найдет, что ей сказать:

«Сынок родной, с ума меня ты сводишь,

По краю самому ведь ходишь!

Да видано ли дело у людей,

Так жизнью рисковать из-за коней!

Боюсь, что вместо свадебки у алтаря,

Тебя к себе возьмёт сыра земля!»

Отец с лошадками всю жизнь дружил,

Поэтому, такой совет для сына предложил:

«Ты с лаской к кобылице подходи,

Да под уздцы её подольше поводи,

Погладь ей спинку, гриву расчеши,

Да говори с ней тихо, не спеши.

Не игнорируй разговор понятно?

Ведь доброе слово и кошке приятно.

Если удастся с ней тебе сродниться,

Тогда попробовать можно садиться.

А так не стоит даже и пытаться,

А то придется с жизнью попрощаться».

У братьев Федора с Егором,

Совсем другие разговоры:

«Чем будешь с нею ты наглей,

Тем покоришь её быстрей.

Лишь смельчаки её добьются,

Такие только штурмами берутся!

Держись покрепче за седло

Больше не нужно ничего!»

Тревожный сон к утру Емелей овладел,

Встречая солнце, на плетне петух пропел.

Зарёй в окошках небо осветилось,

И мысль едва заметная явилась.

Догадкой смутной осенён,

Спешит скорее к печке он:

«Эй, лежебоки, поднимайтесь,

По-быстренькому собирайтесь,

Довериться своей судьбе хочу,

Я верю, дело будет по плечу!»

Приехали к конюшне царской,

На троне самодержец в позе барской.

Царевна уже место рядом заняла,

Изящно пальцем щёчку подперла.

Народу в этот раз по более пришло,

Собралось видно не одно село.

С тревогой ожидают испытанья,

Уж больно трудным выдалось заданье.

И вот кобылу белую ведут.

Красы такой, что слов не подберу.

Тонка ногами, изогну́та шея,

А кожа – бархата нежнее.

Густая грива вьётся до земли,

Хвост по́ ветру тревожит ковыли,

Густых, породистых она кровей,

Емеля не видал таких коней.

Но норовистость явно проявляет,

Гнев её ноздри раздувает.

Шесть человек к уздечке путы привязали

И стоя вдалеке ремни держали.

А царь, чтоб от опасности отвлечь

Вещает побудительную речь:

«Давай, народ, посмотрим на героев,

Запомним каждого в лицо, пока их трое!

Ведь чай не ножкой будут дрыгать на балу

Кобылку им придётся приучить к седлу.

Короче хватит вам в стороночке держаться,

Ведь пред смертью всё равно не надышаться».

Первый, на испытанье вышел принц, который стройный,

На нём опять был бант фривольный,

Но только в этот раз был голубой,

Ну, видно, что доволен он собой.

Он стал к ней смело приближаться

И за уздцы её хвататься.

Видать решил – молва права

И смелостью берутся города.

Кобылка головой как закрутила,

Взяла и… – ему ухо откусила!

По людям прокатился вздох! Вот это номер!

Принц сам от страха чуть не помер.

Куда-то сразу смелость испарилась,

И самосохранение включилось.

Рукой своей холёною он жмёт своё ушко́,

С загона убегает не видя никого.

Среди его придворных повсюду суета,

Вот кем-то уже ниточка в иголочку вдета,

Кто принца моет, остальные всюду рыщут,

Как оказалось это ухо ищут!

Насилу отыскав его в густой траве,

Искусно прикрепили страдальцу к голове.

Царь чуть не окочурился, пока то ухо шили,

Держал его за руку, покуда швы ложили.

Потом сочтя все уши на его главе́,

Сказал: «О, слава Богу, нет повода войне!»

Вторым опять пошёл тот принц, который сильный,

На голову одел он шлем с гербом фамильным.

Придумал, чтобы лошадь не могла бузить,

Её нужно побольше чем-то нагрузить.

Для этого с утра не поленился,

Заранее с камнями притащился.

К седлу её понацеплял грузил,

И сам поверх ещё вскочил.

Кобыла тут же встала на дыбошки,

Как будто бы в неё вцепились кошки.

Давай скакать, брыкать ногами,

Пыль поднимать вокруг клубами.

Принц вроде хорошо в неё вцепился,

Но со спины мешком свалился.

И сделав кувырок, хватая воздух ртом,

Упал на землю со своим седлом.

Потом его каменья завалили,

И он лежит под ними как в могиле.

Воистину, коль яму рыть другому взялся,

То не дивись, что сам в ней оказался!

В людской толпе оцепененье,

А в свите принца оживление.

Бегут к нему, каменья оттащили,

Сначала, что он умер порешили.

На всякий случай стали поливать,

Трясти и по щекам ладонями хлестать.

Ну, наконец, румянец появился, и дыхание пришло,

Все посчитали, он отделался легко!

Но у царя, пока там принц лечился,

Инфаркт микарда, чуть не приключился.

Ведь если б смерть случилась из-за этой ерунды,

Это прямейший повод для войны!

Вот очередь доходит до Емели.

Он людям повелел, чтоб не шумели.

Ждал долго, чтобы лошадь не гневилась,

Сидел в загоне, чтобы с ним смирилась.

И постояв с часок невдалеке,

Даёт ей сахар на протянутой руке.

Как лошадь его только подпускает,

Из рта её уздечку аккуратно вынимает.

И нежно гладит бархатную спину,

Рукою треплет шёлковую гриву,

Тихонько речи с ней заводит,

Вокруг неё уж пять часов проводит.

Потом рука ее лаская,

Шип под коленкой ощущает.

Вонзился в кожу он и колет,

Нога у кобылицы ноет.

Как тут не будешь ты брыкаться,

Никто не может догадаться.

И вот Емеля вытащил шип но́гтем,

Да рану смазал, припасённым дегтем

И оторвавши от рубахи тряпочку,

Ей на колено наложил повязочку.

Вот это право вышла небылица,

И он ведёт к царевне кобылицу.

Подходит к ней поближе, отдаёт поклон

И речь свою послушать просит её он: