Эльвис Карлссон

Может, и сам он тоже не думает всего, что говорит?

Мало всяких злых и глупых слов он говорил, что ли?…

Правда, когда он их говорил, то думал, что он и вправду всё это думает, но только думал ли он? Если так, это ужасно…

Нет, наверно, человек не всегда сам понимает, что говорит. Об этом всегда надо помнить.

Тогда, может, он зря злится и обижается, когда мама его ругает. И может, не стоит так удивляться, что мама сердится, когда он сам ей грубит.

Эльвис не спеша стягивает с себя парадный костюм Юхана, который болтается на нём, как на вешалке. Юхан не мог до него дорасти, потому что был слишком слаб, а Эльвис не дорастёт потому, что он слишком крепкий. Эльвис подносит брюки к глазам и разглядывает их. Раньше они шагали в ногу с Юханом, когда он надевал парадный костюм. Теперь они будут шагать в ногу с Эльвисом…

Он знает, что сегодня ему шесть лет, шесть месяцев и восемнадцать дней. Теперь с каждым днем он будет становиться всё старше и старше Юхана.

Что он знает, то знает.

Подходит мама, берёт брюки и вместе с пиджаком вешает в шкаф.

Потом она включает приёмник, который молчал всё время, пока у них в гостях была бабушка.

— Бабушка устаёт от радио, — говорит мама, — голова-то у неё старая.

— Я тоже устаю от радио, — говорит Эльвис. — Хотя у меня голова совсем новая.

Но мама не слушает его. Ему хочется прокричать ей эти слова прямо в ухо, но он успевает одуматься.

Зачем кричать? Ведь ему за это попадёт.

Эльвис выбегает на улицу и идёт к дому Петера. Хорошо бы его встретить. Но вдруг Эльвис застывает на месте и поднимает руку. Сначала он загибает большой палец, потом — мизинец.

Всего три дня осталось до возвращения Юлии.

18

Папа вдруг решил, что Эльвис должен выучиться кататься на велосипеде.

— На это есть особая причина, — сказал он.

— Какая причина? — спросил Эльвис.

Но папа больше ничего не хотел говорить.

— Узнаешь потом, когда выучишься, — ответил он.

Мама насчёт этого не согласна с папой. Слишком рано, говорит она. Мал ещё Эльвис для велосипеда, можно и подождать.

Сам Эльвис, понятно, хочет кататься. Что может быть лучше: мчаться с Петером на велосипеде по лесным дорогам и тропкам…

Хотя… у велосипеда ведь только два колеса, на вид это небезопасно — того и гляди, — свалишься! А Эльвису страшно свалиться. Он очень боится падать. Не потому, что больно, а просто падать страшно.

Самое плохое — пока падаешь. А когда уже свалился и лежишь на земле, это уже не так страшно.

Когда папа вытащил старый мамин велосипед и позвал Эльвиса, у него от страха внутри все сжалось.

Он ни слова не проронил в ответ, просто пошёл за папой. А сердце так и прыгало. Прыгало в груди, как мячик.

Они свернули к улице, где почти не было движения. Здесь папа будет учить его кататься на велосипеде.

Хоть бы это у него вышло!

Раз уж ничего не получилось с футболом — хоть бы научиться немножко ездить на велосипеде! Ведь и плавать он тоже не выучился, хотя папа два лета подряд бился с ним как мог. Эльвису очень хотелось, чтобы у него хоть что-нибудь получилось!

Папа просто по своей доброте хочет выучить его кататься, это ясно. Другое дело — футбол и вообще спорт: папа всегда злится, говоря, что из Эльвиса спортсмен не выйдет. А сейчас у него вид счастливый и таинственный — он говорит, что Эльвис должен выучиться кататься: «На то особая причина». Эльвис и правда хочет научиться, он будет стараться изо всех сил…

Сначала папа показал ему, как он сам катается — ездил то туда, то сюда, а Эльвис смотрел. Наверно, кататься совсем легко, так же легко, как птицам летать.

Но когда Эльвис сам сел на велосипед и попробовал прокатиться, это оказалось очень трудно. Он тяжело повис на руле, а ноги болтались над педалями. И всё без толку…

Он был неподвижен, как чурбан, и при этом дрожал всем телом. Папа крепко придерживал велосипед, Эльвис мог не бояться, что упадёт, а всё-таки боялся. Обычно он не злился на себя самого, но тут здорово разозлился. И чем больше он злился, тем меньше слушался его велосипед.

Папа старался, мучился, бился с ним. Он показал Эльвису, куда ставить ноги и как вертеть педали. На всякий случай держал и седло и руль. Всё без толку. Эльвис цеплялся за руль и вёл себя как дурачок. Значит, у него и к велосипеду тоже нет способностей, это яснее ясного. Ему искренне жаль папу, который так старался, а всё только зря.

Правда, сейчас папа уже больше не старался. Он стоял, склонившись над велосипедом. А Эльвис, сжавшись в комок, сполз к переднему колесу.

— Что ж, пойдём домой? — спросил папа.

Эльвис сидел не шелохнувшись и мрачно глядел на свои неуклюжие ноги.

— Ничего из меня не выйдет, — сказал он, больше для того, чтобы утешить папу.

— Что, что? — спросил папа. Он посмотрел на Эльвиса. Потом сказал: — Нет… почему же?… Что-нибудь обязательно выйдет…

Правда, было не похоже, что сам папа в это верит.

Они побрели назад, катя старый мамин велосипед. Сердце Эльвиса больше не прыгало в груди, как мячик. Оно было тяжёлое, как отсыревший ком, как сам Эльвис.