Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина

Главное же − заверил военных и всю страну, и весь мир (который очень беспокоился о судьбе советского ядерного оружия), что «ни о каком разделе Вооруженных Сил речи быть не может. Международная общественность может не беспокоиться».

На самом деле до раздела советских Вооруженных Сил оставались считанные дни.

«Он не хотел крови»

Любопытное объяснение «миролюбия», проявленного в той ситуации Горбачевым, дает в своих воспоминаниях уже не раз упоминавшийся бывший пресс-секретарь президента СССР Андрей Грачев:

«В ту… памятную ночь (с 7-го на 8 декабря. − О.М.) «пущисты» изрядно нервничали − само место встречи выбирали с учетом близости польской границы… Но сотрапезники напрасно тревожились за свою безопасность. Даже если бы маршал Шапошников не изменил своему президенту и Конституции, Горбачев все равно не прибег бы к услугам армии или спецназа, чтобы арестовать заговорщиков. Хотя именно за то, что он не сделал этого, «не выполнив тем самым своего конституционного долга по защите союзного государства», его впоследствии яростно критиковали многие, в том числе и другие, августовские, путчисты − В.Крючков и Д.Язов, сами по необъяснимой причине не решившиеся арестовать Ельцина, когда интернированный в Форосе Горбачев не мог этому помешать.

На решительные же меры не пошел он вовсе не потому, что не располагал информацией или не имел достаточных сил и средств, − их требовалось не так уж много. А. Лукьянов, сам, правда, находившийся в это время в Лефортово, утверждал: «Белорусские чекисты» своевременно проинформировали президента СССР и готовы были «накрыть всю эту компанию». Г. Шахназаров уверен: если и не в ту ночь, то в последующие дни Горбачев еще мог бы восстановить в армии единоначалие, несмотря на то, что маршал Шапошников переметнулся на сторону заговорщиков. Дочь Горбачева Ирина тоже считает, «если бы отец захотел, он мог бы заварить большую кашу». Но именно «кровавой каши», острого политического конфликта или, не дай Бог, гражданской войны он и боялся больше всего и хотел избежать, начиная свои реформы. И уж, во всяком случае, не пошел бы на такой огромный риск ради сохранения власти…»

Не хотел и не мог

Думаю, однако, дело не только в исключительном благородстве натуры Горбачева и в его нежелании проливать кровь. Он ведь не раз, еще на дальних подступах к Беловежью, пытался прибегать к силе, чтобы остановить давно уже намечавшееся движение к развалу Союза. Вспомнить события в Тбилиси… В Баку… В Вильнюсе… При этом, правда, действовал не очень решительно и − всегда оставаясь за кулисами, тщательно скрывая свою причастность к тем событиям, хотя всем было ясно, что без его команды «добро» или, по крайней мере, без его молчаливого согласия ничего бы там не произошло. Таков был его стиль. Гайдар, с которым мы говорим на эту тему, соглашается со мной.

− А потом, − добавляет он, − ведь только что случился путч − 19-21 августа его осуществило ближайшее окружение Горбачева. И надеяться на то, что кто-то выполнит его приказ и применит насилие против только что избранного президента России и, без всякого сомнения, самого популярного политика России, было просто несерьезно. В сущности, у Горбачева, чтобы прибегнуть к силе, не было ни одного боеспособного полка. Ни один танк не сдвинулся бы с места…

Я ссылаюсь на ближайших помощников Горбачева − Андрея Грачева, Анатолия Черняева, − уверяющих, что президент СССР не пошел на силовой вариант исключительно из-за нежелания проливать кровь.

− Им, конечно, виднее, они с ним работали больше, чем я, − говорит Гайдар, − они все это видели изнутри, но, опираясь на то, что я знаю, я бы сказал так: вполне возможно, что Горбачев не хотел крови, но то, что при этом у него не было и никаких ресурсов применить насилие в отношении Ельцина и Кравчука, − это не подлежит сомнению. Здесь одно совпадает с другим: вполне возможно, что он не хотел прибегать к силе, но уж совершенно точно, что он и не мог к ней прибегнуть − сил у него не было.

Кстати, и в окружении Горбачева не все разделяли точку зрения, что фактически оставшийся не удел президент СССР, если бы он захотел, мог бы прибегнуть к силе и, кто знает, может быть, добился успеха. 10 декабря на совещании у Горбачева, как раз после того как он вернулся со встречи в Министерстве обороны, Евгений Примаков, человек в ту пору близкий к Горбачеву, прямо сказал:

− У нас никаких силовых возможностей нет. На армию не опереться.

(Реплику привожу по книге «В Политбюро ЦК КПСС…»)

Думаю, это было вполне ясно и самому Горбачеву.

Возможен ли все-таки военный переворот?

11 декабря Горбачев дал пространное интервью редактору «Независимой газеты» Виталию Третьякову (о нем упоминает Анатолий Черняев). В сокращенном виде оно появилось в газете 12-го числа, в полном − 14-го.