Но это не уберегло его от санкций. В качестве ответной «штрафной» меры было принято решение временно запретить Горбачеву выезжать за рубеж. Он не мог присутствовать даже на похоронах бывшего германского канцлера Вилли Брандта, с которым был дружен. Кто именно распорядился наказать таким образом Горбачева, было не вполне ясно. «Московские новости» попытались это выяснить, но не сильно преуспели. В сообщении ИТАР – ТАСС, объявившем о наказании, говорилось, что «соответствующие меры по невыезду» Горбачева приняли МИД, МВД и МГБ – в связи с просьбой Конституционного суда обеспечить явку свидетеля в суд. Однако в МИДе отреклись от этого. МВД и МГБ вроде бы тоже не имели права прибегать к таким мерам. В самом Конституционном суде заявили, что «никаких других конкретных мер воздействия, кроме штрафа», он к не явившемуся свидетелю не принимал (вот, оказывается, штраф Горбачеву все же выписали, но этим дело не ограничилось). В общем, как выяснилось, никакого письменного распоряжения, запрещающего экс-президенту СССР выезжать из страны, не существует. Есть только то самое сообщение ИТАР – ТАСС. Автор «Московских новостей» пришел к заключению, что исходным «документом» для него было устное распоряжение Ельцина.
«В одном из своих последних интервью, – писал журналист, – Горбачев сказал, что «Президент России не справляется со своими обязанностями». Теперь он как бы имеет возможность убедиться в обратном. Что свободой передвижения Горбачева распоряжается именно президент России, причем в лучших традициях телефонного права, стало очевидно, когда умер Вилли Брандт. На похороны даже из тюрьмы отпускают. Председатель Конституционного суда, напомню, объяснил: «Мне позвонил президент…» Но если это так, то, позвольте, никакими конституционными нормами такое вторжение президента в частную жизнь граждан – Горбачев ли это или кто другой – не предусмотрено. С точки зрения прав человека оно вообще беспардонно… И тут уже не об обычном телефонном праве приходится вспоминать. Есть термины более точные. Например, режим абсолютной личной власти».
Слова возмущения этим не ограничивались. В тех же «Московских новостях» появилась телеграмма известного поэта Евгения Евтушенко:
«Отнятие права свободного выезда у человека, который вернул это право всем остальным согражданам, – это неблагодарность, и слова точнее не найти… Горбачев принадлежит не только России, но всему человечеству, и запирать его в темный чулан, как провинившегося ребенка, провинциально, некультурно. Неужели после варварской диктатуры и демократия у нас будет варварская?»
Грачев:
«Операция была осуществлена с помощью внушительной группы вооруженных милиционеров и омоновцев, блокировавших на рассвете 13 октября центральный вход в здание, и прибывшими почти одновременно с ними пикетчиками РКРП, анпиловской «Трудовой России». Приехавшего на работу Горбачева пикетчики встретили криками «предатель», милиция не пропускала его в «реквизированное» здание, а собравшаяся перед подъездом российская и мировая пресса с наслаждением интервьюировала бывшего президента, обращавшегося к ней с крыльца и вполне естественно вошедшего в роль политического диссидента и правозащитника. На вопрос журналиста, как он оценивает отношение к нему главы российского государства, Михаил Сергеевич ответил без обычной дипломатии: «как дерьмовое».
Тут забавно, что против Горбачева ополчились и неистовые большевики-анпиловцы. Обычно главной целью их нападок был как раз Ельцин и «дерьмократы».
О том, что на его Фонд совершен налет, Горбачев узнал окольным путем – из Франции от писателя Владимира Максимова. По словам Горбачева, Максимов позвонил ему 14 октября вечером и сообщил, что французское телевидение передало информацию о выселении Горбачев-фонда по указу Ельцина. (Как видим, тут некоторое различие в упоминаемых датах: Грачев называет 13 октября, сам Горбачев все переносит на два дня позже; но это, я думаю, несущественно). Горбачев (в «Московских новостях»):
«Утром приехал к зданию Фонда и увидел, что оно оцеплено милицией, как какое-то шпионское гнездо. Тут же подъехал Аркадий Мурашов (начальник ГУВД Москвы. – О.М.) Знаете, мне показалось , что ему стыдно участвовать в этой акции, он просил меня не переживать и не делать далеко идущих выводов.
Первая реакция, конечно, эмоциональная: неужели это «бесовство» происходит по воле властей? Но хотя я человек эмоциональный, я всегда владею своими чувствами.