Ельцин как наваждение

Но дело даже не в трактовке философской идеи Средневековья. Ельцин всегда стремился быть человеком Истории. И стал таковым. А может ли быть у вершителя людских судеб право на непотревоженность образа? Он был лишен его прижизненно, лишен и посмертно. У него был шанс избежать стороннего вмешательства в то, что называется личной жизнью, – не рваться в круг сильных мира сего и до конца дней оставаться малоизвестным стране прорабом треста «Уралтяжтрубстрой». Сам не пожелал им воспользоваться. И к чему тогда, навязывая обществу какие-то табу, складывать далекие от реальности мифы и легенды? Эпоху Ельцина трудно оценить. Она – это и выздоровление многомиллионной страны, и ее тяжелый недуг. Но лично для меня это нечто такое, что сродни наваждению, от которого непросто избавиться.

Послесловие к послесловию Иллюзии и вера

В какой-то момент моя жизнь тесно соприкоснулась с жизнью, причем не только публичной, Бориса Ельцина. Оно, это соприкосновение, хоть и было недолгим, но в корне изменило не только характер моих профессиональных интересов и устремлений, но и, что гораздо важнее, мой взгляд на самого себя и на окружающий мир. При всем критическом отношении к этому человеку я благодарен ему как минимум за две вещи: за то, что поверил, и за то, что разуверился. Говорю это не ради того, чтоб удивить логическим парадоксом, а потому что это и на самом деле так.

До встречи с Ельциным я четверть века просидел в научном экономическом институте, где занимался придумыванием всевозможных доказательств актуальности и эффективности уже принятых правящей партией решений. Написал бездну никому не нужных статей про то, как в огромной стране следует распределять капитальные вложения, чтобы денег у советского правительства хватило и на металлургический гигант в Заполярье, и на гараж для двух тракторов в колхозе «Пахтаабад» Сырдарьинской области Узбекистана. В них было немало наукообразия в виде всевозможных таблиц, диаграмм и формул, призванных доказать недоказуемое – будто централизованная экономика, основанная на административном принуждении, может быть гибкой и результативной. Знал ли я, что получаю научные звания за то, что никакого отношения к науке не имеет? Разумеется, знал. Так почему тогда упорно продолжал заниматься этим наискучнейшим и бесполезным делом? Из-за отсутствия реальных жизненных альтернатив.

В ту пору в моей стране так поступали если не все без исключения, то очень и очень многие представители так называемых общественных наук. Мы с циничной обреченностью крепостных имитировали преданность системе, которую мечтали разрушить, но при этом сами не верили, что такое возможно, а потому ничего для этого не предпринимали. Наверное, я еще долго бы занимался профанацией научного труда, если б не Ельцин. Для меня, как и для многих из его раннего окружения, он стал чем-то вроде кумулятивного снаряда – ворвался в мою жизнь и в клочья разнес защитную броню лицемерных верований. И за это ему моя первая благодарность.

А теперь несколько слов о моей второй благодарности этому человеку.

Я пришел в команду Бориса Ельцина, поверив в искренность демократических устремлений опального партаппаратчика. То, что он человек с серьезными пробелами в образовании и невеликой культуры, к тому же добровольный пленник исконно русского порока – это мне стало очевидным уже после первой нашей встречи. Но подкупило в нем, как мне тогда показалось, искреннее неприятие авторитаризма и стремление к переменам. К тому же Ельцин был единственным среди рожденных горбачевской перестройкой проповедников демократии, кто не понаслышке знал устройство и скрытые механизмы партийно-бюрократической системы, которую предстояло разрушить. Кто кроме него в ту пору мог возглавить эту работу? Можно перебрать в памяти разные имена, от рафинированного интеллектуала академика Сахарова до уличного глашатая Сергея Станкевича, но при всех своих достоинствах ни один из них не был готов к рутинной работе по сносу старой политической конструкции и возведению новой.

Можно долго и с жаром спорить о том, чего больше привнес в нашу жизнь человек по имени Борис Николаевич Ельцин – хорошего или плохого. Каждому подскажет его карман. Но и для разбогатевших в ту безумную пору, и для обнищавших неоспоримо одно – в годы его правления Россия как государство только теряла. Теряла отрасли и производства. Теряла специалистов, причем молодых и талантливых. Теряла обороноспособность. Теряла союзников. Теряла влияние. Господи, да разве ж все перечислишь! Проще сказать, чем при нем Россия-матушка приросла – миллиардерами с ошеломляюще роскошной заграничной собственностью. Во всем остальном годы его правления стали по-настоящему потерянными годами.