Читаем Ельцин как наваждение полностью

– Я изложил Борису Николаевичу свою позицию: пресс-секретарь – фигура публичная, а потому для него надо выделить кабинет и попросторнее, чем у других, и поближе к президенту. Шеф со мной, в общем-то, согласился. Но тут, знаете ли, к нему потянулись всякие ходоки со своими предложениями, – я догадываюсь, на кого намекает Илюшин, но вопросов по этому поводу не задаю. – В общем, мой совет: потерпите денек-другой с переездом. Пусть шеф сам определится, кто ему нужен поблизости, а кто может расположиться и подальше от его апартаментов.

Что ж, не торопиться, так не торопиться. В коридоре возле лифта встречаю заведующего канцелярией президента Валерия Семенченко, которого многие коллеги и в глаза, и за глаза называют не иначе как «революционный матрос Семенченко». Тот ковыляет с двумя большими сумками в руках, туго набитыми какими-то папками с документами. Бедняга не успел обжиться на одном месте, и тут на тебе – изволь переселяться на другое!

– И куда тебя на этот раз?

Спрашиваю из чистого любопытства, не более того. Реакция всегда улыбчивого и хлебосольного Валерия Павловича слегка озадачивает. Секунду-другую смотрит на меня с явной настороженностью, будто прикидывает: уж не вознамерился ли ельцинский пресс-секретарь покуситься на отписанную ему кремлевскую недвижимость? И, видимо, удостоверившись в моей бесхитростности, произносит, презрительно скривив рот, явно передразнивая чьи-то интонации:

– Пыль им, видите ли, от моих папок мешает! Поди ж ты, какие неженки. Раскомандовались тут, понимаешь. Куда Папа скажет, туда меня и переселят!

Как известно, больших начальников подчиненные меж собой, когда рядом нет посторонних, редко называют сообразно паспортным данным. Чаще пользуются какими-то кличками (не очень удачное слово, но лучше не смог подобрать). Иногда они уважительные, иногда не очень. А у нас, применительно к Борису Николаевичу, только уважительные. Фразы вроде: «Президент распорядился… Меня вызвал президент… Я должен подготовить для президента…» – такое большая редкость. Помощники Ельцина – те, если не по имени-отчеству, то чаще всего меж собой зовут его «шефом». Среди охраны бытуют «Хозяин» или «Дед». Доктор Григорьев и повар Самарин в разговорах используют притяжательное местоимение 1-го лица множественного числа: «Сегодня Наш не в духе… Завтра Нашего не будет…». Но с легкой руки Валеры Семенченко в последнее время в обиход вошло и как-то сразу прижилось довольно забавное – «Папа».

– Так Папа насчет тебя уже что-то решил?

– Мне далеко от Папы нельзя. Я всегда должен быть у него под рукой.

По тону, по выражению лица, по лихорадочному блеску глаз чувствую: кто-то крепко раздосадовал его с этим переездом. И кто знает, может, завтра и меня такая беда коснется? Возьмут да оставят в коморке со скверной аурой. Поэтому на всякий случай проявляю бюрократическую солидарность:

– Кому, как не вам с Илюшиным, быть у шефа под рукой! Это ж понятно, это не обсуждается. А что он все-таки про тебя решил?

– Пока прикидывает.

– Тогда куда ты все это добро тащишь?

– Свалю где-нибудь, а там видно будет.

Новые хозяева Кремля без принуждения и как нечто само собой разумеющееся восприняли его стародавнюю традицию – считать персональный автомобиль и рабочий кабинет мерилом влиятельности. Всем вдруг захотелось, чтобы его обслуживал автомобиль ГОНа, Гаража особого назначения, а кабинет был непременно на том же этаже, что и президентские покои, и желательно как можно ближе к ним. Каждый день узнаю про то, с какой страстью и беспощадностью некоторые из моих коллег борются за эти рудименты кремлевской сановности. А мне отчего-то они безразличны, даже не знаю отчего. Ни к кому не хожу, ни о чем не прошу, ничего не предпринимаю. Сижу у себя в Белом доме и, как советовал Илюшин, терпеливо жду, когда шеф определится насчет моего местожительства.

И вот, наконец, свершилось. Утром звонит дежурный секретарь из приемной Ельцина и велит срочно прибыть в Кремль. Догадываюсь, для чего, но на всякий случай задаю уже ставший для меня привычным вопрос: что случилось-то?

– Тут вас, сударь, ждет новый кабинет, – делает паузу и добавляет с ехидцей: – И даже новая секретарша!

Возле Спасских ворот встречаю сотрудника кремлевской комендатуры. Не сказать, что мы знакомы – знаю в лицо, но не знаю по имени. Не уверен, что прежде мы хотя бы здоровались. А тут вдруг берет меня под руку (кажется, дай ему волю, он бы и портфель мой понес) и сообщает донельзя радостным тоном официанта, сумевшего услужить состоятельному клиенту:

– По кремлевским меркам вы у нас в числе особо приближенных и весьма влиятельных – вас разместили на президентском этаже и совсем рядышком с Борисом Николаевичем!

Перейти на страницу:

Все книги серии Власть и народ [Родина]

Ельцин как наваждение
Ельцин как наваждение

Журналист Павел Вощанов познакомился и сблизился с Борисом Ельциным в начале 1988 года, когда экс-руководитель Московского горкома КПСС был сослан на «аппаратное перевоспитание» в Госстрой СССР. Спустя год, когда будущий первый президент России ушел в большую политику, Вощанов начал исполнять обязанности пресс-секретаря Ельцина; во время августовского путча 1991 года именно Вощанов проводил пресс-конференции в стенах Белого дома. В феврале 1992 года из-за растущих личных разногласий с Ельциным Павел Вощанов подал в отставку.В своей книге он приводит невероятные подробности фантастического взлета Бориса Ельцина, рассказывает о тех людях в России и за рубежом, которые поддержали опального поначалу политика и помогли ему подняться, говорит о причинах растущего влияния Ельцина и его конечной победы в 1991 году. Книга Вощанова действительно уникальна, ведь он как пресс-секретарь президента знал много такого, что было неизвестно остальным.

Павел Игоревич Вощанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии