Читаем Ельцин как наваждение полностью

Вот и сейчас я еще только ломаю голову, как бы сгладить неловкость, рожденную моими неуместными упоминаниями про встречу с Бушем, а Югин уже предпринимает отвлекающий маневр – на ходу выдумывает пару весьма правдоподобных историй про то, с какой огромной симпатией относится к Ельцину турецкая интеллектуальная элита, чего никак нельзя сказать про президента Горбачева. Шеф слушает, снисходительно улыбаясь. Ему определенно нравится Витина байка.

На столе коньяк, фрукты и какое-то печенье, явно ненашенского производства. После выпитой рюмки шеф оттаивает. Разговор заходит о спорте. Ельцин вспоминает свое страстное увлечение волейболом, Югин – плаваньем и греблей. Мне вспомнить нечего, кроме многочисленных прогулов школьных занятий по физкультуре. Но в этой компании о таком лучше не заикаться. Воспользовавшись паузой в разговоре двух экс-спортсменов, делаю второй заход:

– Борис Николаевич, мы должны выжать из ситуации максимум возможного. И неважно, как будут обставлены все эти встречи, важен сам факт того, что они состоялись.

– Что вы мне об этих встречах твердите?! Я, по-вашему, должен лететь во Францию только для того, чтоб просто пожать руку вашему Миттерану?

– Уже одно то, что он пожмет вам руку, будет означать признание, что вы на равных! Разве это не важно?

– Ельцина не надо признавать! Он уже признан! Признает он меня, понимаешь, – шеф хоть и злится, но в нем уже чувствуется некое благодушие, и это хороший признак. – И что вы мне все про своего Миттерана?! Миттеран! Миттеран!

– Нет, но…

Отмахнувшись от меня, словно от надоедливо жужжащей мухи, шеф поворачивается к Югину:

– Ну что, Виктор, вы тоже считаете, надо ехать?

Югин не просто согласно, а, я бы сказал, размашисто кивает в ответ. В этот момент он чем-то напоминает пацана у витрины спортивного магазина, возбуждено отреагировавшего на многообещающий вопрос родителя: «Ну что, Вить, ты считаешь, нам именно этот велик надо брать?»:

– Конечно, Борис Николаевич, обязательно надо ехать!

– Вы так считаете? – теперь я уже абсолютно уверен, что он для себя все решил, и обращенный к Югину вопрос – это не более чем поддержание застольного разговора. – Хорошо. Давайте готовиться.

Поздно вечером упавший с моей души камень окропляется красным вином, которое русский депутат Югин тайно реквизировал из погреба турецкого предпринимателя Али Шена, якобы в качестве не полученной с Турции контрибуции за войну 1877 года. И как же нам сейчас хорошо! В тишине! В покое! Ни о чем не думая и ни за что не тревожась! Даже уезжать не хочется. Хотя долго нам тут гостевать не удастся. Во-первых, Югина ждут в Верховном Совете, а мне надо поскорее вернуться в Страсбург и к приезду Ельцина окончательно утрясти программу его визита. А во-вторых, Коржаков нам просто не позволит тут долго засиживаться. Он пока ничего не говорил, но в его глазах и без слов читается недовольство: мол, решили свои вопросы, и будьте любезны!

Перед отъездом попрощаться с шефом не удается. Охрана не пускает под тем предлогом, что он-де еще спит. Что ж, нельзя так нельзя. Хотя трудно поверить, что в девять утра Ельцин еще в постели. На моей памяти такого отродясь не бывало. Так что, скорее всего, просто получили приказ не пускать. Мы с Югиным тут, в «Красных камнях», не более суток, а я уже успел почувствовать, что наш милый Саня, Саша, а теперь уже Александр Васильевич с вдохновением вживается в роль верного опричника, призванного оберегать государя от неверности бояр. Человек он незатейливый, а потому и начал с незатейливого – сменил тон своего общения с коллегами.

– Значит, так: с тобой на подготовку визита полетит мой человек.

По тону – это приказ, который нельзя не выполнить. Где я возьму деньги на перелет и проживание еще одного человека – его не касается. Я сказал, ты решай. Вопрос не обсуждается.

– А с какой целью, позволь спросить, он со мной полетит?

Охранник усмехается:

– Ты что-то в вопросах безопасности смыслишь?

– Извини, об этом не подумал. А кто именно полетит? Мне надо заранее знать, чтобы успеть решить вопрос с визами и билетами.

– Полетит Валя Мамакин.

– Отлично!

И это действительно отлично. Валентин – вполне вменяемый и, что немаловажно, доброжелательный человек. Думаю, с ним будет комфортно. Тем более я ни при каких условиях не стану погружаться в вопросы охраны нашего Бориса Николаевича. Насмотрелся на мучения его бодигардов – вот уж чей хлеб полит слезами и потом!

Перейти на страницу:

Все книги серии Власть и народ [Родина]

Ельцин как наваждение
Ельцин как наваждение

Журналист Павел Вощанов познакомился и сблизился с Борисом Ельциным в начале 1988 года, когда экс-руководитель Московского горкома КПСС был сослан на «аппаратное перевоспитание» в Госстрой СССР. Спустя год, когда будущий первый президент России ушел в большую политику, Вощанов начал исполнять обязанности пресс-секретаря Ельцина; во время августовского путча 1991 года именно Вощанов проводил пресс-конференции в стенах Белого дома. В феврале 1992 года из-за растущих личных разногласий с Ельциным Павел Вощанов подал в отставку.В своей книге он приводит невероятные подробности фантастического взлета Бориса Ельцина, рассказывает о тех людях в России и за рубежом, которые поддержали опального поначалу политика и помогли ему подняться, говорит о причинах растущего влияния Ельцина и его конечной победы в 1991 году. Книга Вощанова действительно уникальна, ведь он как пресс-секретарь президента знал много такого, что было неизвестно остальным.

Павел Игоревич Вощанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии