Работая на Урале — то есть задолго до переезда в Москву, — Ельцин усвоил, что у России как союзной республики СССР есть нешуточные проблемы. Во время одного из интервью он поделился со мной следующим: Россия была «дополнением» или «придатком» имперского советского центра, никем не ценимым «донором» для остальных. «В Свердловске [я об этом] думал, но начал уже и говорить… пока негромко, пока, может быть, вполголоса»[365]. Наина Ельцина и проектный институт, где она работала, предпочитали иметь дело с заказчиками из Казахстана, где она жила в детстве, а не с российскими организациями. Казахи, в отличие от русских, могли принимать решения оперативно[366]. В начале 1980-х годов Ельцин и Петров кратко записали трехэтапную схему перемен: децентрализация советской федеративной системы; сплочение институтов власти России путем укрепления российского правительства и создания республиканского комитета КПСС или аналогичной структуры; разделение РСФСР на семь или восемь региональных республик (одной из которых должен был стать Урал), достаточно сильных для того, чтобы справиться с полученной автономией. О своем проекте они никому не рассказывали. Двадцать лет спустя Петров в беседе со мной счел это нормальным проявлением уральской самостоятельности. Такие мысли давно витали на Урале. Данная схема предвосхищает позицию, которую Ельцин займет относительно советского федерализма в 1990–1991 годах[367].
Еще одна область зондирования, ставшая определяющей для политики перестройки, была связана с отношениями между лидером и народными массами. Советские партократы редко оказывались бок о бок с обычными людьми. Если они шли на контакт с населением, то происходило это чисто формально, участников отбирали заранее из числа лояльных граждан, а поводом являлись государственные праздники или формальные выборы с единственным кандидатом в бюллетене. После 1960 года общение стало еще более ритуальным, чем когда-либо раньше[368]. На посту первого секретаря Ельцин сделал все, что было в его силах, чтобы придать этим обрядам более живой характер.
На закладку свердловского метро в августе 1980 года он пригласил пионеров, которые играли на горнах и барабанах и вручали цветы заляпанным грязью строительным рабочим, а также членам бюро обкома, с вытянувшимися лицами стоявшими за спиной первого секретаря[369]. В ознаменование начала избирательной кампании 1984 года по выборам в Верховный Совет СССР Ельцин глубокой зимой организовал железнодорожное турне по отдаленным районам области. Локомотив тянул два вагона. В одном сидели обкомовские чиновники, в другом — 22 певца и музыканта, сманенные в это путешествие из свердловских театров:
Все дни этой агитационной поездки (с 20 по 25 февраля 1984 года) по грязным и малопригодным для жизни городам севера проходили по одной программе. По утрам путешественники из «политического» вагона направлялись в очередной колхоз или совхоз, где Ельцин взывал к крестьянам, чтобы они содержали стойла в такой же чистоте, как собственные дома. Днем он прочитывал доклад на политико-экономические темы перед местными коммунистами, а по вечерам — как бальзам на душу после утомительных речей, выговоров и критики со стороны первого секретаря — начинался долгожданный концерт… [Артисты] были удивлены способностями Ельцина: оказалось, что он не только знал наизусть песенки из оперетт Оффенбаха, но и помнил фамилии работников тех предприятий, которые посещали участники агитпоездки[370].