Элоиза и Абеляр

Причиняли ей боль и воспоминания о тех унижениях, что вытерпел Абеляр на Суассонском соборе, о преследованиях, которым он подвергался как в Сен-Дени, так и позднее в Параклете, и наконец, мысли как о венце всех бедствий Абеляра, о жестокости и насилии, проявляемых по отношению к нему со стороны «этих скверных, гадких монахов, коих вы именуете своими детьми». Выслушав рассказ о столь ужасных невзгодах, по словам Элоизы, «маленькое стадо» невинных овечек, то есть монахинь, проживавших в Параклете, пришло в волнение и ежедневно с сердечным трепетом ожидало известия о смерти того, кто был их благодетелем и духовным отцом. Но к чувству сострадания, как мы явственно ощущаем, в письме Элоизы примешивается чувство не менее горестного и болезненного изумления: вне зависимости от того, существовал ли в действительности тот «друг», которому в форме письма адресована «История моих бедствий», или был он лицом вымышленным, придуманной фигурой лишь для того, чтобы поведать историю злоключений философа широкой публике, Абеляр сделал для этого человека (или для общества) то, чего с гораздо большим на то правом ожидала от него сама Элоиза: он написал письмо! Она почувствовала себя уязвленной в самом ранимом месте, в самой глубине души при чтении письма Абеляра, предназначенного не для ее глаз, адресованного не ей. И ее собственное первое послание написано с единственной целью: потребовать от Абеляра сделать для нее то, что он сделал для другого или для других; она выражает страстное желание — что бы с ним ни случилось, «разделить с ним его горести и его радости», для того чтобы либо облегчить его тяготы, либо узнать о том, что, по ее выражению, «буря улеглась». В Элоизе вновь просыпается женщина, мыслящая логически и прибегающая к логическим доводам, чтобы убедить Абеляра в своей правоте, ибо ее письмо является в равной мере и воплем страсти влюбленной женщины, и превосходной пылкой защитительной речью опытной дамы-адвоката.

Как и следовало ожидать, Элоиза начинает с того, что обращает свой взор к Античности: «Как приятно получать письма от отсутствующего друга, Сенека нам показывает на собственном примере»; далее она цитирует письмо Сенеки к Луцилию. Элоиза признает, что Абеляр, написав свое письмо, ответил на пожелание некоего друга и тем самым отдал долг дружбе, но следом она утверждает, что у Абеляра есть еще больший долг, повелевающий ему ответить на ее пожелания. И не только на ее личные, но и на пожелания ее подруг: «Еще больший долг лежит на вас перед нами, ибо мы являемся не просто вашими друзьями, не подругами, а скорее дочерьми; да, именно это имя нам подходит более всего, если нельзя придумать более нежное и святое имя для нас».

Вот какие доводы она приводит, сначала с предельной осторожностью, а затем начинает развивать их как истинная последовательница науки логики: она и ее подруги живут в монастыре, являющемся творением рук самого Абеляра, ибо он его основал. Он лично заставил сей монастырь «вырасти из земли» в этой пустыне, «которую прежде посещали лишь свирепые хищные звери да разбойники; в пустыне, никогда прежде не знавшей человеческого жилья, никогда не видевшей домов». По словам Элоизы, немногочисленные монахини, обитавшие в тот момент в этом монастыре, вели жизнь, полную лишений, и всем, буквально всем были обязаны только ему, и никому более. И, по мнению Элоизы, Абеляру следовало самому «возделывать этот виноградник», где он собственноручно насадил виноградные лозы, вместо того чтобы понапрасну тратить время на увещевания невосприимчивых к его проповедям монахов. «Вы затрачиваете так много труда на строптивых, вы отдаете себя врагам, подумайте же о том, что вы должны сделать для своих дочерей».

И наконец — и здесь Элоиза раскрывается полностью, здесь поклонница логики уступает место супруге — она напоминает Абеляру о том, что у него есть долг и перед ней, перед Элоизой. Слог послания здесь делается возвышенным, смешиваются горькие упреки и пылкие излияния чувств — она говорит языком любви. «Ведь вам известно, сколь великий долг лежит на вас, ведь таинство брака связывает нас с вами крепчайшими узами; и узы эти тем более крепки и тесны для вас, что я всегда любила вас пред Небесами и пред землей любовью безграничной… Это вы, вы один — причина моих страданий, и только вы один и можете быть мне в них утешителем. Вы — единственный источник моей печали, и только вы один и можете вернуть мне радость или принести некоторое облегчение моей скорби».

Прощание Абеляра и Элоизы. Ангелика Кауфман. Около 1780 г. Санкт-Петербург, Эрмитаж.

Аббатство Сен-Жермен-де-Пре. Гравюра XVII в.

Церковь Сен-Жермен-де-Пре, самая старая церковь Парижа. Основана в VIII в.

Фасады церквей Сен-Женевьев и Сент-Этьен-дю-Мон. Лавис Д. Дюшато. Париж, Национальная библиотека. Кабинет эстампов.

Неф церкви Сен-Женевьев. Лавис Д. Дюшато. Париж, Музей Карнавале.