Элоиза и Абеляр

Как ни пылко был влюблен Абеляр, речь не шла о грандиозности его любви. А именно в грандиозности чувства и состоит суть личности Элоизы, в том, что любовь она считала самым важным, даже священным для себя чувством. Дважды Элоиза призывала Господа в свидетели того, что она говорит чистую правду, правду, которая нам представляется чем-то весьма странным и парадоксальным. «Я призываю в свидетели Господа, что если бы император Август, этот властелин мира, счел бы меня достойной чести вступить в брачный союз и дал бы мне гарантию, что весь мир будет мне принадлежать, то звание куртизанки при вас показалось бы мне милей и благородней, чем звание императрицы при нем». Любовь для Элоизы — это полная самоотдача, полное самопожертвование, доведенное до наивысшей степени, до возвышенного. Абеляр этого не понял. Если в его душе и зародилась любовь, то он все же не дал ей вырасти до горних высот, не позволил ей выплеснуться за пределы его самого, вот почему, хотя он и попытался воспроизвести в «Истории моих бедствий» речи и рассуждения Элоизы, стремясь с видимым усердием изложить их как можно более полно и точно, все же нечто из этих речей и рассуждений от него ускользнуло, нечто, что было в них как раз самым главным. Будучи человеком очень большого ума, он вроде бы мог все понять, чрезвычайная его проницательность позволяла ему постигать самые высокие истины, проникать в суть самых сложных проблем, но все же что-то от него ускользало, что-то такое, что было для Элоизы ясно, как Божий день.

Да, Элоиза намного превосходила Абеляра в сфере человеческой, земной любви. Она привносила в это чувство такое великодушие и такое благородство, на которые он не был способен. Различия в чувствах стали заметны уже тогда, когда Абеляр со свойственным ему простодушием принялся описывать отчаяние, охватившее влюбленных в тот момент, когда они, застигнутые на месте преступления Фульбером, принуждены были расстаться. «С каким разбитым сердцем, — пишет он, — я оплакивал глубокую скорбь бедной девушки! И какую волну отчаяния подняла в ее душе мысль о моем позоре!» Здесь проявилась взаимность чувств, без сомнения, но одновременно можно ощутить, что Абеляр весьма далек от того, чтобы подобно Элоизе «забыть о собственном позоре» и думать лишь о ее позоре, за который он, собственно, и нес ответственность. Точно так же он будет поступать и дальше… Чуть позднее он оказался совершенно неспособен полностью довериться той, что предоставила ему доказательства своей абсолютной любви. Доводы Элоизы, ее несколько утомительное стремление привести как можно больше примеров из жизни великих людей Античности ставят ее для нас на один уровень с Абеляром, и мы понимаем, что имеем дело с двумя интеллектуалами; но Элоиза гораздо щедрее и благороднее в любви, потому что она — женщина, и именно как женщина она способна на великий дар — беспримерную самоотдачу и самопожертвование.

И именно потому, что Элоиза — женщина и потому, что она обладает истинно женской интуицией, она сразу же постигает суть реальных событий. Она понимает, что Абеляр неспособен увидеть то, что, казалось бы, не поддается действию законов логики: она понимает, что в любом случае брак будет обманом или самообманом, всего лишь уловкой, за которой последует разоблачение. Она знает, что Фульбер их не простил и не простит, ведь дядя и племянница — «люди одного закала» или, как бы мы сейчас сказали, «сделаны из одного теста», они — из разряда несгибаемых, непримиримых. Она знает, что Фульбер не сдержит слова, что брак не останется тайным, и только Богу известно, с какими опасностями им обоим придется столкнуться. «Затем, увидев, что все ее усилия, направленные на то, чтобы убедить меня отказаться от мыслей о браке, оказались тщетны перед лицом моего безумия, и не осмеливаясь оскорбить меня, она закончила так, проливая слезы и подавляя вздохи: „Нам остается только одно, если мы желаем погубить себя и предуготовить себе столь же великое горе, сколь велика была наша любовь“. И как было признано всеми, в данном случае ее разум озарил свет дара пророчества».

Решение проблемы, предложенное Абеляром, казалось, должно было «примирить» любовь и славу. Оно было вполне логичным, разумным, простым и легким. Но Элоиза — именно потому, что она любила великой любовью, — знала, что любовь несовместима с простотой и легкостью.

За логикой и разумом осталось последнее слово, и на короткое время они «взяли верх». Элоиза с Абеляром отправились в Париж, оставив сына на попечение сестры Абеляра, которой предстояло воспитать ребенка. И действительно, не могло быть и речи о том, чтобы взять дитя с собой, если брак должен быть тайным.