— У меня сегодня трудный день выдался. С самого утра не повезло. То с кляузами разбирался, то драки гасил. Потом малолеток гонял с чердаков и подвалов. Достали вконец. Пацанята еще в школу не ходят, а уже курят и пиво пьют. А приведи таких за уши к родителям, они знаешь, что говорят мне? Мол, какое имеешь право вторгаться в личную жизнь? Если подростки не хулиганили, никому не мешали, шурши мимо молча и не лезь к ним покуда самому не нашкондыляли! Вот так!
— А то, что эти детки слова без мата сказать не умеют, родители о том знают? — выглянула Ольга из кухни.
— Как дома говорят, так и на улице! Ладно бы пацаны! Девчонки тоже! Вот одну сегодня прихватил за шкирку, курила вместе с мальчишками. На меня так взъелась, послала по-мужицки и сказала:
— Отвали, козел! Чего прикипаешься как отморозок? Дома свой полудурок мозги сушит. Нечего нас доставать, если самих не трогают. А то как вломлю в промежность, шустро мозги сыщешь! Шурши отсюда, легавый геморрой, пока я добрая.
— И ты ушел?
— Вместе с этой оторвой. Доставил ее к родителям. Сказал, чем их дочь занимается, как со мною говорила. А ее мамаша свое кафе имеет и палатку на базаре. Так вот эта баба подбоченилась и говорит:
— Если она тебя пальцем не тронула, за что ты ее опозорил и привел домой как хулиганку.
— Она курила!
— Свои курила, не твои!
— Ей всего десять лет!
— И что? Кому она мешала? Если еще раз мою девку опозоришь, самого без лифта вниз спущу! Проваливай с глаз, козел!
— Мне так обидно стало.
— Яша! Мы недавно набрали в магазин молодых девчонок. Все после окончания школы, красивые, как с картинки. Но послушал бы о чем они говорят меж собою в подсобке, ушам родным не поверил бы. Наша уборщица, пожилая женщина, чуть не окосела, уши в трубки свернулись. Ей стыдно было повторить. На такое у нее у старой язык не повернулся. А когда сделала я замечание за опоздание двоим из этих девиц, они мне ответили так, что обоим велела тут же покинуть магазин и закрыла за ними дверь на ключ.
— Борзеют люди! — подытожил Яшка.
— Моя мама, она сейчас у брата живет, хочу к себе ее забрать, как только чуть подрастит племянницу. Так вот, я ни от нее, ни от отца за все годы ни одного грубого слова не слышала. Знаешь, как она нас с братом учила: человек, какой ругается матом, не уважает ни собеседников, ни себя. Если нормально говорить не умеет, значит, круглый болван. Остерегайтесь таких. Их интеллект слишком куцый, убогий. И сами до этого уровня не падайте.
— Да ты и так ни с кем не общаешься и не дружишь. Не скучно одной? Уж пора бы семью заиметь, детей завести.
— С кем? Уж не с тобою ли?
— А почему бы нет? Чем не устраиваю?
— Ну, Яшка, рассмешил! Да как мог предположить, чтоб я, директор магазина, вышла замуж за банального участкового? Это же уму непостижимо! Потом, ты моложе меня на целых пять лет!
— Сущий пустяк! Ты выглядишь моложе своих лет, прекрасно смотришься.
— Я это знаю! Но наши положения в обществе слишком разные.
— В поселке общество? Где его здесь нашла?
— Ну, местный бомон имеется. Начальство, врачи, учителя, юристы, короче, вся интеллигенция.
— Я не вписываюсь в этот круг?
— Сам понимаешь, не получится ничего.
— А я и не рассчитываю ни на что и тоже не хочу влезать в хомут. Холостому куда как лучше. Никто не пилит, ничего не требует, не следит и не контролирует.
— Какой же холостой, если ребенка взял в семью! Говорят, даже усыновил. Это правда?
— Все верно! Мальчонку привез домой. Какая-то идиотка-мамашка отказалась, выкинула из машины на полпути. И это в ноябре. Шел последний дождь. Холодный, мерзкий, а малец в одной рубашонке и шортах...
— Господи! Что за зверюга его мать? Прости ты меня, я не знала. Конечно, ты настоящий мужик. Тебя за одно это надо уважать. Я своего не решаюсь завести, а ты чужого взять не побоялся. Я на твоем месте не знаю как поступила бы. Тоже вон посмотришь на муки моих женщин, им с родными тяжко приходится, куда уж чужого брать?
— Оль! А ты не знаешь, от чего попал в больницу сын вашего товароведа Малышевой? Целых десять дней в реанимации провалялся. Но пришел в себя и молчал. Ни слова о случившемся.
— А ты Илью Ивановича спроси. Он только глянул и все понял. Сразу определил. Короче, «сел на иглу». Отец с матерью не сразу узнали. Когда хватились, враз за ремень взялись. Вломили круто, у Юрки сознание погасло. А родители его в подвал отволокли. Мол, пусть там очухается. Если не переломает себя, значит, такая судьба. Пацан там три дня лежал. И ни звука. Вызвали «скорую». Врачи сказали, неделю не проживет, признали передозировку и посоветовали готовиться к худшему.
— Круто обошлись с чадом!
— А что делать? Они его и в больнице не навещали. Разозлились и решили, коли выживет, сам домой вернется. Если не придет, не бегать за ним, не уговаривать. Долго они терпели. На работе баба слезами обливалась. Мать все же, ее можно понять. Но на людях держалась спокойно, ничем себя не выдала. Отец, сам Малышев, в командировку уехал. Чтоб не сорваться к сыну раньше времени. А вчера Юрка сам пришел. Прямо из больницы, на работу к Татьяне. Обнял ее и сказал: