Неожиданно он ударился коленом о что-то твердое. Нагнулся — рука ощутила металл.
«Вот ты, милая, где!» — Полевой успокоился: едет правильно.
…Чем дальше от берега, тем холодней.
Тракториста морила усталость. Руки разжимались сами собой, выпускали рычаги.
Только бы не уснуть. Надо петь!
Так веселее, так не один. От песни бежит одиночество!..
Ехать приходилось вслепую. Фары бессильны пробить непогодь. В освещенном пространстве мельтешат снежинки. Мелькают, мелькают…
Но вот еще вспыхнули огоньки. Внизу разбросаны широко, а выше — звездочками.
«Елка?! Уж чудиться начинает», — тракторист потряс головой.
Но огни продолжали мерцать…
Михаил Павлович Сомов стоял на полатях буровой вышки, которая вся светилась электрическими лампочками. Снег, мокрый, липкий, как занавес: ничего не видать.
Раздосадованно пожевав толстыми губами, Сомов начал спускаться по сварной металлической лестнице вниз.
— Ждать Полевого не будем, — сказал он вахтенным бурильщикам. — Сколотим елку здесь и отнесем сами, на плечах. Видно, придется обойтись без игрушек.
Возле вышки лежала гора кедрового стланика. Целый день буровики лазили по сугробам с топорами. Разостлав ветви по самой земле, кедрач залег в зимнюю спячку. Приходилось чуть не с головой нырять в снег, чтобы добраться до его душистой хвои. Заодно срубили куст тальника и сделали шест. К его-то стволу Михаил Павлович и стал прибивать ветки кедрача. Подлиннее — внизу, а остальные наверх. «Елка» вырастала на глазах, становилась гуще и зеленей…
Внезапно из мглы вынырнул трактор. Лязгнул гусеницами и остановился. Рабочие подбежали, распахнули кабину. Тракторист, положив голову на чумазые кулаки, спал. Заглянули в заметенные снегом сани. Там стояли три обледенелых ящика, старательно прикрытые плащом.
Так в поселке геологоразведчиков появилась елка. Маленький дощатый клуб засветился гирляндами разноцветных лампочек.
Михаил Павлович, одетый в обшитую ватой шубу и валенки, кружился вместе с ребятишками возле нарядной елки. На руках у него смеялся белобрысый Санька — больше он не боялся Деда Мороза.