Елка

- А я к вам, Иван Филиппыч, сегодня с маленькой просьбой.

- Какая же будет ваша просьба, майор? - отвечал краснощекий ярославец.

- Тут есть одно обстоятельство... Мне бы рублик в долг... дней на пяток... Верьте...

- Ну уж это извините, майор... Насчет напитку, сами знаете, я вам завсегда оказываю кредит, а чтобы деньгами... Уж не прогневайтесь, майор... Небось, сегодня вы и больше рубля насбираете.

Майор молча приложился к козырьку и вышел на улицу.

Сперва он обходил лавки и собирал копейки. Много обошел он таким образом лавок и насбирал копеек сорок. А мороз крепчал, и майору становилось жутко от холода. Надо было согреться, и к полудню он зашел в закусочную, выпил еще стаканчик, съел порцию селянки, приготовленной бог весть из каких отбросов, и, обогревшись, снова вышел на улицу, рассчитывая "работать" теперь, обращаясь к проходящим, и при удобном случае заходить в квартиры.

Майор благоразумно избегал очень бойких улиц и шатался более по улицам глухим, где не бывало городовых. Завидя какую-нибудь даму, майор не без достоинства прикладывал руку к козырьку и тихо, словно желая сообщить какой-нибудь секрет, говорил: "Отставному военному, мадам. Не откажите?"

Но дамы по большей части пугливо прибавляли шаги и озирались: нет ли поблизости городового. Что же касается до мужчин, то они как-то безучастно внимали и русским и французским фразам майора, и трагическим и комическим его обращениям. Таким образом, пробродив часа два, бедный майор собрал еще всего двадцать копеек, поданных ему одною купчихой и каким-то подвыпившим господином, которого майор абордировал фразой: "на сорокоушку{179}, s'il vous plait*", что, видимо, очень понравилось веселому господину, давшему майору целый гривенник. Вообще "работа" шла плохо. Погода стояла дьявольская, и некогда было подавать милостыню.

______________

* пожалуйста (франц.).

Майор начинал снова зябнуть и падать духом при мысли об елке. Он пробовал было обращаться к швейцарам, чтобы его пустили подать прошение, но швейцары не пускали и посмеивались над его костюмом и над его серьезным видом, полным чувства собственного достоинства.

Тем не менее майору удалось-таки проникнуть во двор одного большого роскошного дома, минуя дворников, прочитать на доске фамилии жильцов, войти с черного хода в большую, светлую, теплую кухню и, поклонившись дебелой, краснощекой "кухарке за повара" самым любезным манером, сказать с изысканною вежливостью, стараясь придать своему сиплому баску возможно нежное выражение:

- Осмелюсь, мадам, обеспокоить вас вопросом: генеральша Тонкоусова изволит быть дома?

Несмотря на столь любезное обращение, "кухарка за повара", быстро оглядев и костюм и физиономию неожиданного посетителя, весьма сухо спросила:

- А вам зачем нужно генеральшу? По каким-таким делам?

- По своим собственным, к прискорбию... По семейным делам... Я имел честь прежде служить под начальством генерала и потому осмелился... Не извольте, мадам, сомневаться! Я... отставной офицер... майор от армии... ранен пулей в ногу... Болезнь довела меня до несчастия... Пятеро детей... последний малютка... Не откажите подать генеральше это свидетельство...

И с этими словами, кинув на кухарку быстрый взгляд, словно бы испытующий степень произведенного впечатления, майор вытащил из-за пазухи засаленное прошение, в котором собственноручно изложил свои боевые заслуги, наделив себя многочисленным семейством, и протянул бумагу к кухарке, видимо несколько смягчившейся после красноречия майора.

- Напрасно только докладывать! - проговорила она. - Наша генеральша без рекомендации никому не подает.

Майор не без трагизма указал правой рукой на свою деревяшку и произнес с горькой усмешкой:

- А это разве не рекомендация?!

И, выдержав паузу, прибавил:

- Доложите, мадам, будьте снисходительны к несчастному майору. Быть может, генеральша соблаговолит пожаловать рубликом...

- Ни за что! Она у нас карахтерная и чистый скаред! - с внезапным раздражением ответила кухарка. - Много-много двугривенный даст и то вряд ли. Вы подождите. Вот придет лакей. Он доложит...

Майор снова упал духом и думал уж уходить пытать счастья в следующем этаже, как вдруг быстрый его взгляд заметил, что в жестяной лоханке, совсем близко от него, лежит целая куча серебряных ложек, ножей и вилок, предназначенных для мытья. И внезапная мысль осенила майора.

"Две ложки совсем бы устроили его дело. Сбыть их можно за два рубля, и елка готова!" - пронеслось в его голове с быстротой молнии в то время, как он в мрачной позе трагического актера едва заметно подвигался к соблазнительной лоханке. Он испытывал и страх неудачи и сладкое волнение при мысли о радости мальчугана, и зорко наблюдал за кухаркой.

Прошла минута, другая, третья. Кухарка отвернулась. Майор в это мгновение страшно закашлялся, и пара ложек была уже у него за пазухой, а сам он в почтительном отдалении от лоханки все в той же трагической позе.

Все обошлось благополучно. Кухарка ничего не заметила.

- Простите, мадам, еще слово: быть может, лакей не скоро придет? осведомился наконец майор.

- Верно, гости. Он и торчит там...